— Арчи, Юлий, Эсфирь, — пробормотала я, проковыляв в неудобных туфлях к ближайшей скамейке. — Какие-то вы тут все разношерстные. Не местные, что ли?
— Верно рассуждаешь, не местные, — подтвердил мой спутник, присаживаясь рядышком. — Эсфирь упала к нам, как вы, с неба, и поначалу твердила, что ее родина какой-то там Израиль. Юлий — ну, о Юлие пока речь вести рано. Ты сперва сама с ним познакомься. А я… Что я? Вроде бы всю сознательную жизнь в Мериламии провел. Что твой вековой дуб, укоренился. Но бывает, снится мне диковинный сон: часы на огромной башне отбивают полдень, улицы кишмя кишат блестящими повозками, течет, сверкая, в оправе серых берегов, судоходная река… Поди разберись, где мое истинное отечество, а где — мираж.
— А откуда ж ты французский так хорошо знаешь? Где выучил? Признаться, здорово ты меня с толку сбил при первой нашей встрече. Заговорил на родном языке — я и решила, что ты врунишка.
Арчи закинул ногу за ногу и небрежно достал из кармана сигару.
— Ах, вот оно что! Ну, тут я и сам ума не приложу. Это, судя по всему, врожденное. Словно рычаг у меня какой внутри: дернуло — начал изъясняться на одном наречии, снова дернуло — переключился на другое. Я много таких языков знаю, каких у нас в Мериламии и не существует. Помнится, в юношеские годы вздумал как-то поупражняться на лекции у профессора лингвистики. Так он меня из аудитории выставил, сказал, что я тот еще шут гороховый. Ох, как надо мной однокурсники потешались! С тех пор держу свой дар (если, конечно, сии сомнительные познания можно назвать даром) в секрете. А в твоем случае… м-м-м… интуиция у меня сработала, что ли? Какое-то шестое чувство. Порой мне представляется, что языков у меня в голове роится бессчетное множество — только знай, выуживай, в каком нужда. Точно как из коробки с инструментами.
Он выпустил струйку дыма и приумолк, проводив взглядом проплывшую мимо даму в платье с непомерно пышным кринолином.
— М-да, загадки, сплошь загадки! Я ведь и Эсфирь точно так же в люди вывел. Явилась ко мне на порог, исцарапанная, в лохмотьях, а сама — ни «бе» ни «ме». Мы побывали на месте крушения ее самолета (это у них так летающие машины зовутся). Ох, как она слезами-то обливалась, как руки заламывала! Горько глядеть! Муж ее, с коим они неразлучны были, катастрофы не пережил — оставил бедняжку голодать да скитаться по долам и горам. Целый месяц продержалась Эсфирь без лимна в кармане, а потом одни добросердечные люди направили ее ко мне…
— Ты говорил, она из Израиля? — робко перебила я. — Израиль и Франция — страны моего мира. В Мериламии, выходит, о них не слыхали?