— Ляжешь?! — безжалостно давил Артем.
— Да, — мертвым голосом ответила Нина.
Артем повесил трубку.
Что это было…
Начало конца.
Как может мед в одночасье превращаться в горечь? В черную, беспросветную горечь?
* * *
— Что-то непохоже, что она собирается сдержать свое слово, эта твоя Нинка, — издевательски хмыкнул Черный.
— Заткнись, — зло прошипел Артем.
Их разговор слышали все. И все теперь насмешливо ухмылялись. У него от злости пошла кругом голова. А Черный продолжал вещать менторским тоном:
— Ты думаешь, ты хозяин положения, да? Ни хрена. Это она тебя за *** держит. И как на поводке водит, — он засмеялся, — По воду поведет и без воды приведет. Телок, б****ь. Наивный чукотский мальчик.
Слова были произнесены вовремя. И упали как зерна в унавоженную почву.
Артем и сам потихоньку дошел бы до этого, во всяком случае в тот момент так ему показалось. Слова Черного и насмешки только ускорили процесс и подстегнули его принять правильное решение.
Он и раньше все ждал, когда же она его предаст снова. Когда решит, что довольно поиграла в любовь, и бросит его. Как уже бросила тогда, в первый раз. Он целый год не мог избавиться от боли, от самой настоящей боли в груди. Сс***ка…
Но теперь он не даст ей такой возможности.
Он бросит ее сам. А она пусть попробует, каково это, когда…
Артем задохнулся воспоминаниями о том, что испытывал когда она просто отшвырнула, как надоевшего щенка.
Нет. Этого больше не будет.
Он рассмеялся. Холодно, зло.
— Ошибаешься, Черный. Я сам буду решать, чего делать и как жить. И она мне без надобности.
— Да ну, брось, — удивился тот.
— Да, мне никто не указ, — Артем встал, выцепил ближайшую девчонку, что сидела тут же, спросил, — Пойдешь со мной?
Та оглядела его с ног до головы. Красавец. При бабках. Вытаращила красивые синие глазки:
— Ты чё, издеваешься? Конечно!
И засуетилась:
— Ребят, мы пошли, не ищите нас! — и потянула его за собой.
— Эй! Послушай, Артем! Ничё, если к твоей Нинке подкачу? — крикнул вдогонку Черный.
— Делай, что хочешь, — не оборачиваясь ответил он и вышел за дверь.
Было ему все равно?
Нет.
Но от той злости, что сжигала изнутри, он стал почти бесчувственным.
Да! Ему было все равно!
* * *
Нина долго смотрела на трубку в своей руке. Гудки. Отбился.
Она чувствовала себя застывшей и больной. Хотелось сглотнуть, но никак не удавалось проглотить тот ком, который встал в груди, мешая дышать. Плакать. Хотелось плакать, но слезы тоже застыли.
Проснулась мама, вышла в кухню, с удивлением глядя на Нину.
— Ты чего не спишь? — пробормотала хрипло сонным голосом, выпила воды.