Через пару секунд пришла здравая мысль все же оставить поиски на ощупь, положить свой футляр на постель, добраться до выключателя или окна и повторить поиски при свете. Но мысль опоздала – футляр с очками Ряжской уже попал под руку.
И в этот момент раздался какой-то шум за дверью.
Я замерла, прислушиваясь.
Замерла несколько неуклюже, потому что лежавшая на небольшом столике книга упала на пол. Чтобы не столкнуть следом и стакан с подстаканником, я окаменела. За дверью явно кто-то крался! Что можно было подумать? Любой нормальный человек ходит по палубе нормальными шагами, зачем красться? Крадутся только воры и преступники. Красть в нашей каюте нечего, всем известно, что мы с Ряжской, мягко говоря, не богаты, следовательно, это преступник.
С похолодевшим сердцем я констатировала, что не просто преступник, а убийца, который понял, что я недалека от правильных выводов, выследил и пришел по мою душу!
Вся труппа уже в салоне, большая часть команды тоже, остальные либо на кухне, либо того дальше – в грохочущем машинном отделении, никто не услышит и на помощь не придет. Я лихорадочно соображала, чем можно обороняться. Привыкшие к темноте глаза уже различали предметы, во всяком случае мебель. Решив не отдавать свою жизнь дешево и не позволить выбросить себя за борт, как Любовь Петровну, я схватилась за спинку стула. В отсутствие меча или лопаты в качестве оружия годился и стул.
Преступник не стал вламываться в каюту, зато… ключ, который я оставила в замочной скважине снаружи, осторожно повернулся, и крадущиеся шаги удалились. Меня закрыли в собственной каюте!
Несколько мгновений я соображала, что бы это значило. Ничего путного, кроме как его намерение вернуться с оружием, чтобы убить меня сподручней, в голову не пришло. Оставив оба футляра на столе, я пробралась обратно к двери, стараясь не шуметь, уже протянула руку к выключателю, но вовремя замерла. Ни к чему давать преступнику возможность увидеть меня сразу, когда он ворвется в каюту. Нет, я поступлю умней – замру подле двери и обрушу на него что-нибудь тяжелое, как Ряжская собиралась обрушить бутылку нарзана на Проницалова.
К сожалению, не только нарзана, но и тяжелого под рукой не было. Осталась только собственная туфля. Разувшись, я встала наизготовку, жалея, что у моих туфель нет высоких каблуков, как у Любови Петровны.
Снаружи слышались приглушенные голоса и шаги – кто-то двигался в направлении салона, это торопились опаздывающие на ужин. Может, стоило окликнуть? Но как я объясню, что стою разутая в собственной каюте в темноте? Пока я думала, голоса затихли. Убийца тоже не возвращался – видно, не нашел оружия или его кто-то задержал.