. Хотя евреи особо запрещают пересказывать Тору по памяти, невозможно прочесть раздел Торы, не потратив предварительно время на ознакомление с ним, как может подтвердить любой прошедший бар-мицву мальчик. Я могу лично за это поручиться. В день, когда я стал мужчиной, я был чем-то сродни попугаю в ермолке.
Долгие годы использования языка приучили нас не замечать, что непрерывное письмо гораздо ближе к тому, как мы говорим, нежели искусственное разделение слов на странице. В устной речи предложения сливаются и плавно струятся как один длинный, размытый, долгий звук. Мы не говорим с «пробелами». Конец одного слова и начало другого устанавливаются в результате достаточно спорного лингвистического соглашения. Результаты сонографического исследования, отображающие звуковые волны, которые исходят от разговаривающего по-английски человека, показали: практически невозможно определить, где находится разрыв между словами. Вот почему так трудно научить компьютер распознавать человеческую речь. Без изощренного искусственного интеллекта, способного анализировать контекст, компьютер не в состоянии определить разницу между «Несу разные вещи» и «Несуразные вещи»[103].
В течение некоторого периода времени латинские переписчики действительно пытались разделять слова точками, однако во И веке н. э. они вернулись в прошлое — сделали, как может показаться, огромный и очень любопытный шаг назад[104] к старому непрерывному письму, используемому греками. Пробелы не появлялись в западном письме следующие девять столетий. С нашей современной, продвинутой, точки зрения, разделение слов кажется вещью совершенно очевидной. Но факт того, что данный метод был опробован и отвергнут, многое говорит о том, как люди привыкли читать. Об этом же свидетельствует и тот факт, что для выражения понятия «читать» древние греки наиболее часто использовали слово ánagignósko[105], что означает «узнавать заново» или «вспоминать». Чтение как акт напоминания: с точки зрения современного человека, могут ли существовать более странные взаимоотношения между читателем и книгой?
Сегодня, когда мы живем среди потоков печатных слов — верите ли вы, что за прошлый год было напечатано 10 млрд томов?[106] — сложно представить себе, на что было похоже чтение в эпоху до Гутенберга, когда книга представляла собой редкую и дорогостоящую рукопись, на создание которой ушли многие месяцы. Даже в XV в. имелось лишь не более нескольких десятков экземпляров каждой из существовавших тогда книг, и все они были чаще всего прикованы цепью к столам или кафедрам в некоторых университетских библиотеках, которые считались особенно хорошо укомплектованными