Все стреляют в набегающих фашистов, бросают бутылки с горючей смесью в наползающие танки, Я бегу с двумя бутылками в руках навстречу «своему» танку. Приказал мне это сделать взводный или сам пошел, не помню. Бьется одно в голове, в сердце: добежать и расколоть о броню вражеской машины свои бутылки, а там будь что будет. Можно о башню, лучше о жалюзи, где мотор. Страха нет. Других мыслей — тоже.
Потом я вижу, что навстречу танкам перебегают, ползут и другие ребята — Саша, Борис, Игорь, Владлен Махов из десятого «Б». Ровесники, семнадцатилетние мальчишки, школяры, футболисты.
Горло сжимает, когда я теперь вспоминаю тот отчаянный бой и моих родных навсегда товарищей…
Я не выдерживаю встречного бега — падаю, проползаю несколько метров и, приподнявшись, влепляю в основание башни свой хрупкий метательный снаряд. Чем-то горячим полыхает в лицо.
Танк точно спотыкается — замедляет ход, идет зигзагами и останавливается. Уже спокойнее, рассчитано я сбоку кидаю вторую бутылку на жалюзи моторной группы. Мгновения жидкость растекается по броне и вдруг вспыхивает разом, уже по всей поверхности машины. Лязгают запоры на башенном люке и сбоку, у колес ходовой части. Выдергивая из-за спины винтовку, я отмечаю про себя, что вражеские танкисты торопятся покинуть машину, а наши ребята пытаются сбить пламя, сохранить танк.
Прежде чем два вылезших из верхнего люка простоволосых молодых немца успевают спрыгнуть на землю, я стреляю по ним несколько раз и с удивлением вижу, что оба, нелепо взмахнув руками, опрокидываются с брони. Третий с автоматом в руках выбирается из бокового люка и быстро заползает под днище танка. Кто-то стреляет в него, и пули выбивают несколько комочков земли. Гитлеровец дергается и застывает, уткнувшись лицом в землю. Я хватаю его «шмайсер» и мчусь к нашим окопам, падаю, качаюсь, ползу навстречу призывным крикам из траншеи — и головой, плечами, всем телом с облегчением окунаюсь в нее.
Кто-то сует мне в рот мокрый окурок, и я впервые в жизни затягиваюсь. Тяну и тяну в себя горький махорочный дым.
С того дня я и закурил.
Помню еще вечер.
…Соседей от нас отрезали. Саши и Бориса со мной нет. Стоит недалеко немецкий танк с подбитой гусеницей. «Мой» еле дымит, ветер доносит от него удушливый запах горящих железа, масла, краски.
Отрезанные от пехоты танки, которые до этого двигались в наш тыл, стали пятиться. Несколько наших штурмовиков, низко прильнув к земле, громко рокоча, проносятся над атакующими вражескими солдатами и принимаются клевать их.
Из гигантского частокола разрывов вырываются прицепленные к мощным ЗИСам пушки истребительного противотанкового полка. Круто развертываются грузовики позади нас, перед ложбиною, с них горохом ссыпаются пушкари, и малое время спустя по немецким танкам согласно ахают длинноствольные, вытянутые в сторону врага орудия…