Она оперлась изо всех сил в его плечи и принудила это снова сесть. И затем, охватив обеими руками за шею, поглядела ему пристально в лицо. Краска сбежала с ее щек, глаза стали как будто больше, и то же выражение восторженного увлечения и самозабвения, какое преобразило ее молодое лицо на бале, было на нем теперь. Губы ее слегка раскрылись, и она скорее пролепетала, нежели проговорила:
— Что нам до всех этих? Какое нам дело до ревности Сета, дяди Бена и глупости Мастерса, до ссор и дрязг папы с мамой? Какое нам дело, что они думают, что затевают, на что рассчитывают, и что против нас замышляют? Мы любим друг друга, мы принадлежим друг другу без их помощи, без помехи. Так было с первой минуты, как мы увидели друг друга и с той минуты ни папа, ни мама, ни Сет, ни Мастерс, для нас с тобой, милый, не существовали. Вот это любовь, как я ее понимаю: не дурацкая ярость Сета, не дурацкая глупость дяди Бена, не дурацкая самонадеянность Мастерса, а настоящая любовь. Я знаю это, я предоставляла Сету беситься, дяде Бен дурачиться, а Мастерсу шутить… а для чего? Для того, чтобы они не мешали мне и моему мальчику. Они были довольны, и мы были счастливы.
Как ни смутны и неопределенны были эти речи, но глубокое убеждение, с каким они были произнесены, поразило его.
— Но чем же это кончится, Кресси? — страстно спросил он.
Упоенный взгляд рассеялся, и легкая краска и нежная подвижность лица вернулись.
— Чем кончится, милый мальчик? — лениво возразила она. — Ведь вы не собирались на мне жениться, не правда ли?
Он покраснел, замялся, но сказал: «Конечно, да»; хотя все его прошлое колебание и настоящее недоверие к ней ясно читались на его лице и слышались в его голосе.
— Нет, милый, — спокойно отвечала она, наклоняясь и развязывая свой башмачок, чтобы стряхнуть с него пыль и выбросить сосновые иглы, попавшие внутрь, — нет; я недостаточно образована, чтобы быть вашей женой, и вы это знаете. И я бы не сумела вести себя так, как вам нужно. И кроме того все бы узнали про нашу любовь, милый, и тогда конец нашим уединенным свиданиям. И разве мы могли бы стать женихом и невестой — ведь это значило бы повторить историю с Сетом. О нет! Нет, такие милые мальчики, как вы, не женятся на глупых южных девушках, у которых нет теперь негров в приданое, как было до войны. Нет! — продолжала она, подняв свою гордую головку, прежде нежели Форд успел оправиться от удивления, — мы оба об этом и не думали. А теперь скажи мне, милый, что-нибудь хорошенькое, прежде нежели я уйду, потому что мне надо идти. Скажи мне что-нибудь доброе. Скажи, что любишь меня, как прежде, скажи, что ты чувствовал в ту ночь на бале, когда узнал, что мы любим друг друга. Но, постой, прежде поцелуй меня, один разочек, — вот так — про запас…