После чего развернулась и важно прошествовала к двери. На самом пороге обернулась и добавила с ласковой улыбкой:
— Спускайся завтракать, Марика. Ждут только тебя.
Хлопнула, закрывшись, дверь. И я все-таки испустила долгий протяжный стон. Ждут только меня! Значит, вся семья в сборе. И значит, как минимум час Алика, отец и мать то и дело будут задавать вроде как невинные вопросы, желая проверить, не обманываю ли я их. Мне еще крупно повезет, если Герда, которая уже находилась на последних месяцах беременности, не явилась проведать родителей и заодно вновь расспросить непутевую сестру про ее загадочные приключения.
Хорошо, что Айк еще толком не говорит, а то бы и он наверняка принял участие в этом семейном развлечении.
Не было ничего странного в том, что после сообщения матери мне немедленно захотелось улизнуть через окно, лишь бы избежать очередного допроса с пристрастием. И я с сомнением посмотрела в сторону оного. А что, моя комната на первом этаже. Вряд ли мне составит особого труда перебраться через подоконник и спрыгнуть на мягкую землю. Правда, наверняка мамины цветы в палисаднике помну, если не поломаю. Ох, и задаст мне она за это взбучку!
«Взбучку тебе куда скорее зададут за попытку самовольно и без предупреждения покинуть дом, — мрачно исправил меня внутренний голос. — Вспомни, сколько раз за минувшую неделю тебе разрешалось прогуляться в одиночестве. Да нисколько! Каждый раз при этом рядом кто-то из родных присутствовал».
Я окончательно пригорюнилась. Да, беспокойство моей семьи понятно. Они очень боялись, что так внезапно сначала потерянная, а потом обретенная дочь может опять куда-нибудь запропаститься. Но мне от этого не легче. Выть хочется от этой удушающей заботы. Не говоря уже про вопросы, вопросы и вопросы, которые сопровождают меня с утра до самого позднего вечера.
Внезапно в створку окна с нежным звоном что-то ударилось.
Я нахмурилась и на всякий случай подтянула одеяло повыше, поскольку еще не успела надеть платье и оставалась в ночной сорочке. Что это?
Гадать мне долго не пришлось. Почти сразу робкий стук повторился вновь и раздался тихий шепот Генриха:
— Марика, ты спишь?
— Нет, — после короткой паузы отозвалась я.
Странно, из всех моих знакомых и родных только Генрих не мучил меня постоянными расспросами. При наших встречах он предпочитал молчать и просто держать меня за руку. Но именно в его присутствии мне было особенно неловко. Словно я совершила какой-то постыдный поступок и вынуждена скрывать его.
А еще мне почему-то разонравились прикосновения жениха. Нет, я никогда не воспаряла в небеса от блаженства, когда он гладил меня по волосам или же целовал. По-моему, такое возможно лишь в любовных романах. Но мне было приятно его присутствие. Нравилось болтать с ним ни о чем и одновременно — обо всем на свете. Однако после моего исчезновения и чудесного возвращения все изменилось. Каждая попытка Генриха обнять меня вызывала глухое раздражение, которое медленно, но верно копилось в душе. Конечно, я не показывала ему это, но, боюсь, он сам догадался. Иначе почему вдруг последние дни забегал ко мне всего на пару минут в день. Осведомлялся о моем здоровье и вновь исчезал.