Наверное, Генрих готовился разорвать помолвку. Кому нужна невеста, в прошлом которой скрываются такие темные пятна и о которой судачит вся округа…
«Признайся честно: ты хочешь, чтобы он сделал это, — опять забубнил внутренний голос. — Потому что сама на это никогда не осмелишься».
Я даже опешила от этой мысли. Я хочу, чтобы Генрих разорвал помолвку? Да ну, чушь какая! Я люблю его и, напротив, мечтаю о том дне, когда он назовет меня своей женой!
Но в глубине души опять тяжело заворочалось какое-то воспоминание. Так бывает, когда, к примеру, приходишь на кухню и вдруг осознаешь, что забыл, зачем вообще сюда шел. И кажется, будто стоит только сосредоточиться, как найдешь ответ на этот вопрос. Но время идет, и, обескураженный, ты вынужден уйти, кляня свою дырявую голову за такие проделки.
Вот и теперь мысль растаяла, так и не оформившись толком. Я не понимала, почему грядущая свадьба вызывала во мне такой внутренний протест. И от этого мне было по-настоящему плохо. Хоть бы Генрих не догадался, что его невеста не испытывает особого счастья от предстоящего торжества! Он хороший парень и не заслуживает обиды с моей стороны.
Между тем створки окна распахнулись шире, и в них показалась встрепанная голова Генриха.
Тот подтянулся на руках и уселся на подоконник, неловким движением едва не смахнув на пол вазу с цветами. Но в последний момент успел ее поймать и виновато улыбнулся мне.
Я растянула губы в ответной вежливой улыбке, хотя по-прежнему не испытывала особой радости от внезапного визита жениха.
— Извини, что беспокою тебя, — сказал он, видимо, осознав, что я не особенно счастлива видеть его.
Наверное, мне следовало воскликнуть, что каждая наша встреча — радость для меня, тем более столь неожиданная. Заверить, что он всегда желанный гость в нашем доме. Но я промолчала. Боюсь, мои слова прозвучат слишком фальшиво, и Генрих, несомненно, поймет мою неискренность.
Однако мне самой было интересно, почему мое отношение к жениху вдруг так резко переменилось. И я постаралась беспристрастно взглянуть на Генриха, который восседал всего в нескольких шагах от меня.
Да, стоило признать, что Генрих являлся обычным парнем, во внешности которого не было ничего отталкивающего. Невысокий, с русыми волосами, выгоревшими на солнце до рыжины, серыми глазами. У него имелся лишь один недостаток: привычка сутулиться. Но это из-за того, что ему часто приходится выполнять кропотливую работу. Одежда, конечно, так себе. Штаны так вообще протерты на коленях чуть ли не до дыр. Но оно и понятно. Он часто помогает своему отцу. Глупо как-то наряжаться в пыльный сарай, где все в деревянных опилках и стружках.