Утром, чуть свет, она уехала.
Расставание получилось сухим и скомканным, совсем не таким, каким я его представлял, хотя мне с ней вообще не хотелось расставаться. Но удержать девушку я не мог. Мне казалось, что она тяготится моим обществом, а, может, просто не могла отделаться от тяжести, давящей непосильным грузом, тайны…
Она обещала звонить, возможно, даже, приехать в гости. Только все было сказано просто так, как бы, между прочим…
Мне было тяжело, но что я мог поделать?
Может, так лучше?
Ведь мне самому, ох, как нужно было разобраться с собственными мыслями и, вообще, со всем, что произошло в моей жизни…
Прошло два долгих месяца.
Пару раз Татьяна звонила, мы разговаривали ни о чем, опасной темы не затрагивали. Девушка не намекала о желании продолжить наши отношения, я же от такого желания весь сгорал. И, почему-то, не решался поведать девушке о том, что искорка, вспыхнувшая в моем сердце, не умерла, а с каждым новым днем разлуки все больше сжигает меня изнутри…
Душевные страдания я пытался заглушить работой, пахал, как проклятый, даже шеф дивился моей внезапно проснувшейся работоспособности…
Так продолжалось до тех пор, пока редакция не исчерпала финансовых ресурсов, и редактор скорбным голосом не заявил, что, ввиду отсутствия средств и огромной задолженностью перед типографией, газета вынуждена временно прекратить существование, а все мы отправляемся в неоплачиваемые отпуска.
Страшнее наказания для меня нельзя было придумать.
И дело не в финансовых проблемах. У меня имелись кое-какие сбережения в твердоконвертируемой валюте и несколько месяцев я смог бы протянуть.
Я боялся оставаться наедине с собой, наедине с собственными мыслями…
И тогда, дабы окончательно не спиться, я решил загрузить себя домашней работой. Для начала — перестирать свои вещи, которых набилась полная стиральная машина.
Именно благодаря этому марудному занятию я и сумел раскрыть непостижимую тайну, которая постигла нас на Монастырище…
Среди грязного белья была и серая накидка — скорбное напоминание об урочище.
Вместе с одеждой я бросил ее в таз с водой. И сразу же увидел, как сквозь светлое полотно начинают проступать темные пятна, похожие на чернильные. Опасаясь за остальные вещи, я выхватил накидку и стал ее осматривать.
Раньше я почему-то на это не удосужился. И теперь сделал для себя настоящее открытие.
Внутри к необычному одеянию были плотно пришиты длинные полосы такой же грубой материи. Оторвав одну из них, я увидел, что она густо исписана мелким почерком, который, вне всякого сомнения, мог принадлежать только мне.