— Козырно живут кандидаты наук, — не преминул съязвить я. — Знал бы, никогда бы не забросил научную карьеру…
— Ты ведь сам написал, что я — молодая и, возможно, перспективная. Посоветовался бы со мной, избежал бы ошибки, так как слово "возможно" — неуместно. На иномарках могут себе позволить ездить только действительно перспективные…
Лихо развернувшись, Татьяна дала по газам и поехала в аккурат под знак "Движение запрещено".
Она совершенно не обращала внимания на дорожные знаки, а потому казалось странным, почему у нее до сих пор не отобрали права, тем более, что она легкомысленно позволяла себе выпивать, зная, что находится за рулем…
На перекрестке у поворота к редакции стоял наряд гаишников. Среди них я узнал знакомого Ваню Котоцкого, основной заработок которого состоял из подаяний владельцев дорогих иномарок. На мелочи он не разменивался.
"Вот ты, крошечка, и приехала…" — с, вообще то, несвойственным мне злорадством, подумал я, так как был уверен, что Ваня неспособен пропустить мимо себя столь лакомый кусочек.
К моему глубочайшему изумлению, произошло нечто невообразимое. Если бы кто рассказал, ни за что не поверил бы.
Увидев несущуюся на недозволенной скорости иномарку, Ваня равнодушно отвернулся, и не сделал ни малейшей попытки задержать нарушителя. Таня же, обнаглев окончательно, на глазах у гаишников свернула под "кирпич" на улицу с односторонним движением, чудом разминулась с зелеными "Жигулями" и, резко затормозив, припарковалась у входа в редакцию.
— Да, город ты, как я вижу, изучила неплохо, еще бы выучить дорожные знаки…
Она ничего не ответила, выскочила из машины, гулко захлопнула дверцу и решительно направилась к двери. Я последовал за ней, но ненадолго задержался у машины. Осмотрел лобовое стекло и под талоном техосмотра увидел прямоугольную картонку с красной полосой, на которой указывалось всем постам ГАИ не препятствовать владельцу автомобиля и оказывать содействие. Теперь поведение Вани объяснялось, но сама Татьяна стала для меня еще большей загадкой.
Конечно, при повсеместной коррупции правоохранительных органов, достать такую "ксиву" труда не составляло. Только стоила она пятьсот баксов. А такие деньги, как и сама иномарка, как-то не вязались с гордым званием ученого-историка. Работников умственного труда государство большой зарплатой не баловало, а взяток этой категории населения никто не предлагал…
Виктор Михайлович, дражайший мой шеф, встретил нас с несвойственным ему радушием, чувством, о существовании которого, на протяжении восьми лет совместной работы, я не смел и заподозрить. Он расщедрился настолько, что вытащил из своего загашника бутылку польского самопала с претенциозным названием "Наполеон" и щедро разлил содержимое в чашки из кофейного сервиза.