— Может быть. Но ведь подлость и трусость не написаны на лице, а под красивым нарядом не видно пороков.
— Если бы Надежда полюбила твою душу и талант, то не замечала бы внешних недостатков.
— Нет, госпожа… Это только в сказках под личиной чудища скрывается заколдованный царевич. Стоит прекрасной девушке пожалеть доброе чудище — и к царевичу возвращается его истинный облик… Но в жизни не так. Красавица и чудовище никогда не будут вместе… Я ей только друг. Мы с ней одновременно приняли постриг. Теперь мы как брат и сестра.
Анна почувствовала жалость к Феофану и такую досаду на несправедливость судьбы, что не смогла сдержаться и подала голос:
— И почему в этом мире счастье дается людям не по заслугам?
Евпраксия и Феофан оглянулись на нее с удивлением. Рука художника дрогнула, и он едва не пролил целебное питье на пол.
— Но мне кажется, Феофан, — продолжала Анна, — что и ты, и Надежда, и другие несправедливо обиженные люди еще будут счастливы где-то в другом, более совершенном мире.
— Наверное, ты права, боярышня, — согласился художник. — Может, потому Бог и создал меня таким уродливым, чтобы я лучше понял тщету усилий найти счастье в этом грешном мире. Мое предназначение здесь — совершенствовать дух, забыв о потребностях тела и мирской суете. И сестра Наталья тоже это поняла.
«А я не такая святая, — вдруг подумала Анна. — Я хочу счастья здесь, в этом грешном мире. Что же мне делать, если не могу отказаться от мечты о земной любви?»
Евпраксия и Феофан, поддерживая голову Анны, напоили ее лекарствами. После этого молодой инок ушел, пообещав навестить больную вечером.
— Какой хороший юноша, — вздохнула Анна. — Если бы красота души могла преобразить тело!
— Может быть, он еще будет счастлив… по-своему, как счастлива я, — сказала Евпраксия. — Сейчас он пишет икону к Рождеству и перед началом работы несколько дней постился, чтобы полнее отрешиться от всего земного. Эго тоже великая радость — творить духовную красоту.
— И я так думала, матушка. Но теперь, вернувшись к жизни после смертельного недуга, я вдруг поняла, что мне нужны не только духовные радости. Я живая и хочу жить. Разве это плохо?
— Нет, дитя мое, это прекрасно, — улыбнулась Евпраксия. — Ты ощутила жажду жизни и, значит, скоро поправишься, наберешь силу. А теперь прежде всего тебе надо поесть.
Евпраксия вышла, чтобы распорядиться насчет еды, и вскоре вернулась в сопровождении молодой послушницы. Они принесли кисель, молоко, хлеб, творог и яблоки. Кисель из отрубей овса и пшеницы, приправленный медом, никогда не был любимым напитком Анны, но Евпраксия объяснила, что он помогает окрепнуть, и девушка послушно выпила полную чашку. Анне хотелось как можно скорее вернуть утраченные силы, встать на ноги и почувствовать себя здоровой, способной бороться за счастье.