— Но Анна жива, и тебе надо с этим смириться.
— Матушка, я вот что подумала… — горячо зашептала Берислава. — Ведь Еленино наследство где-то же хранится? Где, в виде чего? Кто, кроме Анны, об этом знает?
— Игуменья Евдокия была хитра и наверняка хорошо припрятала.
— Да, но Анна-то совсем не хитра и не знает жизни. А если как-нибудь ее уговорить дать деньги в рост, чтобы приносили доходы? Может, подсказать князю Святополку — пусть пришлет к ней своего самого хитрого ростовщика. Главное, чтобы она раскрыла, где и в чем, а там уж мы найдем способ… Ведь ростовщики и судейские нам знакомы лучше, чем ей.
— Не забывай, дочка, что она девица хоть и неопытная, но ученая. Может, у нее об этом наследстве есть какая-нибудь грамота, подписанная князем. Да и защитники у Анны найдутся: та же Евпраксия за нее вступится и еще попросит помощи у Мономаха. И Тимофей за свою дочку станет горой.
— Но ведь ты говоришь, что Евпраксии недолго осталось жить? А Тимофей… его-то ты сумеешь умаслить.
— Не торопись, дочка, всему свое время.
Берислава подошла к окну и, выглянув наружу, увидела Глеба, медленно идущего через двор в сопровождении тиуна. Мысль о том, что Анна владеет тайной, способной разлучить ее, Бериславу, с красавцем мужем, показалась нестерпимой. Дочь Завиды в ярости сжала кулаки и пробормотала сквозь зубы:
— Я подожду, но недолго. Все равно не смирюсь с тем, что Анна знает мою тайну… и при этом еще богаче меня! Нет, не бывать ее верху надо мной! Не смирюсь никогда! Пусть не ждет покоя!
Боярин Тимофей и раньше догадывался о вражде жены и падчерицы к Анне, но старался не замечать этой неудобной правды, о которой не раз твердила ему мать Евдокия. Теперь же, беседуя в монастыре с Евпраксией и Анной, он узнал об истинных причинах клеветы, что так долго окружала имя дочери. Евпраксия также намекнула ему о тайной приверженности Завиды и Бериславы гнусным языческим обрядам. Теперь, опасаясь за жизнь и здоровье Анны, ее отец уже не мог закрывать глаза на очевидное. Все чаще он стал задумываться о будущем дочери, боясь, что в случае его смерти она останется без защиты. Было только два способа надежно пристроить девушку: замужество и монастырь. Когда Анна стала выздоравливать, боярин заговорил с ней об этом:
— Дочка, пора уже подумать о твоей дальнейшей жизни. Я здоровьем не крепок, а других родных у тебя нет. Завида же — что греха таить! — так и не стала хорошей мачехой. Когда-то я думал выдать тебя за племянника моего старого друга. Но Берислава его перехватила, и теперь я знаю, отчего так вышло. Ну, да Бог с ним. Однако же есть и другие люди, которые годятся тебе в мужья. Вот, например, боярин Всеслав Жирохович — родственник тысяцкого Путяты. Он давно тебя заприметил и все пытается завести со мной разговор о тебе. Или богатый купец Намест Кашкич из Смоленска. Видел тебя еще во время осенних торгов, но крепко запомнил. Недавно опять приехал в Киев и уже поговаривал о сватовстве. Чем не женихи? Кашкич, правда, вдовец, но по годам еще молодой, из себя видный. А Всеслав — тот внешностью поскромней, но зато родовитостью превосходит. И это ведь только самые смелые из женихов, другие пока еще просто, наверное, не решились…