— …а как я докажу, что не воровал, если сотский подкупил свидетелей? Или становись рабом — или возвращай хозяину аксамитный плащ. А я-то этого аксамита и близко не видал. Ну, пришлось идти на поклон к ростовщику: дай денег, отработаю — верну, конечно, с лихвой. А лихва-то из месяца в месяц растет. Уже три таких плаща я отработал, а конца не видно… Где силы взять?
— Знаю я твою беду, сам набедовался. Когда моя изба сгорела, взял я денег взаймы, чтобы опять построиться. Думаю: седельник я неплохой, а седла всегда в цене, буду работать, как вол, чтобы поскорей рассчитаться. Но когда пришел срок платить, оказалось, что за это время вдвое поднялся рост. Что делать? И кричал я, и спорил, да все кончилось тем, что слуги ростовщика меня побили и выгнали. Ведь этому жиле-лихварю сам тысяцкий Путята покровительствует. А еще на всю соляную торговлю они лапу наложили.
— Да, на таких, как Путята или, скажем, боярыня Завида, и уходят денежки, выжатые из нас с потом и кровью. И поделом нам, молчим как овцы, вот нас и стригут.
— А что же делать? Ведь все эти алчные псы, — тут говоривший понизил голос, — у князя под крылом. А дружина княжеская сильна, и командуют в ней новые люди, поставленные князем.
— Эх, придет срок, со всеми рассчитаемся!..
Посетитель корчмы так грохнул кулаком по столу, что Анна даже вздрогнула и прижалась к стене. Разговор об алчности ростовщиков и княжеских любимцев еще больше вогнал ее в уныние. А еще она поняла, сколько злых сил скопилось в обиженном народе. На мгновение ей далее стало страшно, что эти бедные простолюдины узнают в ней дочь боярина Раменского.
Но тут появилась Варвара, и угрюмое недовольство посетителей корчмы оживилось улыбками и простоватыми шутками. Бойкая девушка не лезла за словом в карман и проворно шла между столами, уворачиваясь от заигрываний.
Узнав Анну, Варвара быстро увела ее в закуток, где можно было побеседовать без свидетелей. Разговор девушки вели шепотом, боясь посторонних ушей. Варвара сразу поняла, что к чему, и пообещала в точности все выполнить. Анна передала ей драгоценности, заранее увязанные в платок, и, перекрестив ее на удачу, незаметно выскользнула из корчмы.
Теперь Анне не оставалось ничего другого, как вернуться в отцовский дом и усыпить бдительность мачехи показным послушанием.
Но неожиданность стерегла девушку за первой же дверью боярских хором. Едва войдя в сени, она лицом к лицу столкнулась с тем страшноватым детиной, которого уже видела на улице. Невольно вскрикнув, Анна отшатнулась от него и бегом устремилась к своей комнате. Но у самой двери ее перехватила цепкая рука Завиды. С притворной любезностью мачеха сказала: