Отвергнутой. Обманутой. Вот какой я сейчас чувствовала себя. И все мнилось, что во взгляде и словах Шефнера лишь фальшь и издевка. Но понимала ли я сама, что стояло за той горечью, что разъедала мне душу?
Молчание затягивалось. Шефнер ждал моего ответа, я ждала, когда же ему наскучу.
— Когда я увидел вас в той ложе рядом с Рихтером, то разозлился, что вы оказались втянуты… во все это, — наконец сказал менталист. — Меньше всего мне хотелось, чтобы вас затронули мои проблемы. Самое ужасное, что я понимаю — лучше вообще сохранять между нами формальные отношения. Но у меня не получается, никак. Сегодня в театре я смотрел только на вас.
— Это не слишком учтиво по отношению к даме, с которой вы пришли, — отстраненно заметила я.
— Вы хотите спросить меня о ней? — несколько напряженно произнес мужчина, но мне показалось, будто он ждал, когда я заговорю о фрау Келлер.
— Не хочу. Вы вольны делать, что желаете, господин Шефнер. В том числе и выбирать себе спутниц.
— Но я уже выбрал вас, — возразил менталист. — Если бы вы дали мне шанс, я бы танцевал с вами даже на тех ужасных балах, что так любят женщины.
— Я не люблю танцы.
— Знаю. Но меня устроило бы и кресло в вашей мастерской, лишь бы позволяли мне быть рядом с вами.
Мимо нас прошел пожилой господин, весьма странно оглянувшись на Шефнера. Я не удержалась и фыркнула.
— Софи?
— Представляю, как вы сейчас смотритесь. Пялитесь в пустоту и разговариваете сами с собой, как будто какой-то умалишенный.
— Как истинный влюбленный, — улыбнулся Шефнер. Заметив, как я переменилась в лице, он покачал головой. — Скажите, все дело только в том, что вы не доверяете мне?
— Я верю не словам, а делам, — тихо ответила ему. — Но и они… противоречивы. Вы были добры ко мне, когда мы познакомились, заботились обо мне после смерти деда. Спасли от алертийцев. Но также вы раз за разом доказывали, что мои решения ничего не стоят, что я не могу ничего выбирать сама. Ни свои привычки, ни то, у кого мне учиться и с кем общаться. Но я думала, что хотя некоторые ваши поступки ужасны, они продиктованы… хорошими намерениями. А теперь…
— А теперь? — эхом отозвался Шефнер.
Я зябко подышала на руки в перчатках.
— Теперь мне кажется, что вы пытались слепить из меня удобного для вас человека, а когда не получилось, то просто оставили.
— Тогда почему я здесь, Софи?
— Не знаю, — беспомощно пожала плечами. — Те поцелуи в моем доме… были прощальными?
Мартин покачал головой. Несколько темных прядей упали на высокий лоб, смягчая резкие черты лица, и мне неожиданно захотелось коснуться его волос.