Так медлил с осмотром залива и Евстрат Иванович. Уж очень дорого было найденное, но и еще одно сдерживало его. Знал: продолжить поход у него не хватит сил. Он крепился, увлекая людей, сбивал в кровь ноги, лазя по скалам, и не выказывал усталости, но себе уже сказал: «Все, был конь — было и поезжено».
Кильсей нет–нет а, взглядывая на стоящего поодаль от байдар Деларова, распоряжался привычными походными делами. Ватажники разожгли из плывуна костры, повесили котлы, а у воды уже чистили рыбу, привычно орудуя длинными ножами. Блестящая чешуя летела золотыми брызгами. И вольно, и весело звучали по берегу голоса людей, надеющихся наконец отдохнуть и досыта поесть.
Но как ни медлил Евстрат Иванович с осмотром залива, все же не удержался, кивнул Кильсею. Тот подошел развалистой походкой.
— Глянем, — сказал управитель, — пущай пока располагаются.
— Погодь, — ответил Кильсей, — погрейся у костра.
— Да нет, — возразил Евстрат Иванович, — мы мигом. Так, попервах, оглядим. К вареву придем.
И Кильсей, взглянув ему в лицо и поняв нетерпение Деларова, согласился.
— Ружье возьму только, — сказал, — да шумну, чтобы шалаш строили.
Он отошел к байдарам и, что–то коротко сказав Кореню, вытащил из–за сложенных на берегу мешков ружье. Подкинул, словно играя, и вернулся к Деларову.
— Пошли, — сказал, привычно поправляя ружейный ремень на плече.
И они пошагали по темной, влажной утренней гальке, остро пахнущей рыбой и той особой свежестью, которой всегда напоен в первые часы дня морской берег.
Деларов шел не спеша, но чувствовалось, что ему не терпится и он сдерживает себя, укорачивая шаг. Кильсей молчал, чуть заметно улыбаясь, так как впервые видел, чтобы неторопливый в словах и движениях управитель проявлял столь явно свою горячность. Деларов все же дал волю нетерпению и прибавил шагу. Кильсей едва поспевал за ним. И ни тот, ни другой не знали, что одному из них не судьба возвращаться по этому берегу своими ногами.
Высокая стена берега круто оборвалась, и глазам открылся залив. И Деларов и Кильсей даже остановились — так широко, так спокойно лежали перед ними воды, не тронутые волной. Вход в бухту был узок, и волнение океана почти не передавалось ее водам. Гладь залива была зеркально–спокойна, иссиня–голубой цвет воды выдавал, что под спокойной поверхностью лежит бездонная глубина.
Деларов повернулся к Кильсею и, радостно расширив глаза, воскликнул:
— А, Кильсей!
И в этом коротком восклицании были и восторг первооткрывателя, и несказанная радость и за ватагу, изломавшуюся на веслах, и за себя, вымотанного до конца в походе.