— Флаг–то, флаг не наш. Испанцы это!
Флаг испанский разглядели теперь и мужики. Толпа ватажников отхлынула от причала.
Баранов, застегивая на камзоле пуговицы ставшими вдруг неловкими пальцами, коротко распорядился:
— Пушкарей собрать! Всем, у кого ружья, ко мне. Ах ты, — выругал себя, — раскорячился: радость! Как это сразу не понял — не время судну из Охотска прийти. — Крутнулся на каблуках к Кильсею: — Поторопи людей.
Кильсей опрометью бросился к пушкам.
Судно не успело войти в гавань, как все переменилось на берегу. То стучали топоры, визжали пилы, звонкими ударами по металлу сыпало из кузницы, летела земля, выбрасываемая лопатами из ям, но разом стихли топоры, унялись пилы, замолкла кузница, а из ям вдоль берега теперь выглядывали стволы ружей да головы ватажников, готовых при нужде открыть пальбу.
Иннокентий Карташев, иркутский пушкарь, в прошлом годе сбивший с пиратского корабля грот–мачту, держа в руках зажженный фитиль, глянул на Баранова. Александр Андреевич заметил: зубы у мужика оскалены, в глазах прыгают дерзкие чертики. Управитель махнул рукой. Иннокентий приложил фитиль к запалу, и пушка, подавшись назад и зарываясь сошниками лафета в землю, выбросила белый сноп дыма. Выстрел хлестко ударил в уши.
Баранов приложил подзорную трубу к глазу и увидел, что на «испанце» матросы побежали по вантам. В следующую минуту паруса упали, и судно, изменив курс и так и не войдя в гавань, прошло еще три, четыре кабельтовых вдоль берега и стало. С борта в море нырнул якорь. Сильные стекла подзорной трубы позволили Баранову разглядеть, как вскинулась вода от его удара.
— Вот так–то лучше, — удовлетворенно сказал стоящий рядом с Барановым Кильсей, — на якорь стали.
Александр Андреевич вдавил окуляр подзорной трубы в глазницу, стараясь получше разглядеть непонятное движение на палубе «испанца». Наконец увидел: на судне подали к борту и начали спускать на воду шлюпку.
Кильсей, и без трубы разобрав происходящее на «испанце», озабоченно повернулся к Баранову.
— К нам, видно, на переговоры, — глянув на управителя, добавил: — Александр Андреевич, ты бы камзол переодел. Весь в смолье. Вроде бы негоже так–то.
Баранов отнял трубу от глаза и впервые с того момента, как тревога подняла ватагу, улыбнулся:
— Ничего, — сказал, — ничего. Пущай видят, что мы в работе. Это, брат, никаким переговорам не мешало. Вот ежели бы они за бездельем нас застали — то другое.
Шлюпку спустили на воду, в нее спрыгнуло несколько человек, и на солнце вспыхнули поднятые весла. Набирая скорость, шлюпка пошла к берегу.