Прежде чем ответить, секретарь императрицы прочистил горло. Но Воронцов, не дав ему сказать, продолжил:
— Як тому напомнил об указе Петровом, что, ежели мы достигнем успеха в организации экспедиции в Японию, было бы прямым долгом нашим в состав ее включить и людей Северо — Восточной компании. Рядом с дипломатом пойдет купец, и то послужит добру и делу укрепления российской коммерции, и пользу принесет Северо — Восточной компании, лишенной, вопреки советам мудрого Петра, помощи воинским и работным народом.
Вот теперь было сказано почти все, о чем хотел поставить в известность секретаря императрицы президент Коммерц–коллегии. Осталось за разговором лишь то, что помощник президента уже сообщил иркутскому губернатору, генералу Пилю, мнение о необходимости использовать Северо — Восточную компанию в предполагаемой экспедиции. А тот в свою очередь имел разговор об этом предмете с Голиковым — основным ее пайщиком.
Сидящие друг против друга в креслах два человека были совершенно противоположны по характеру.
Воронцов — дипломат, умел проследить острым умом течение государских дел значительно дальше других и разгадать, сообразуя с пользой или вредом для России, последствия сегодня совершенного шага в годах. Но мысли Воронцова всегда были холодны и чувства никогда не стояли на пути между его «я» и истиной, которую он отстаивал.
Безбородко знал пружины управления империей и обладал даром государственного осмысливания каждого отдельно совершенного деяния ничуть не меньшим, чем граф Воронцов. Однако при всем том он был натурой прежде всего чувствующей и во многом стихийной. В его жилах текла густая малороссийская кровь, которая еще помнила черное украинское небо с полыхающими в нем кострами звезд, бесконечные, теряющиеся в степи шляхи, бешеный гон коней и всю ту жизнь, еще не устоявшуюся, находящуюся в вечном движении, в столкновениях, в борениях, какой она была на окраинных российских землях в совсем недавнем прошлом. О его похождениях знал весь Питербурх. Он мог ночами пить и играть в карты, несмотря на высокий чин гофмейстера двора. Однако неизменно Безбородко по утрам возвращался к своим многотрудным делам, и решения его были четки.
Воронцов ждал ответа. Своим холодным умом он рассчитал, что без изворотливости и напора секретаря императрицы не добьется разрешения задуманного дела. Но Безбородко не торопился с ответом. Его глаза скользнули по лицу Александра Романовича и задержались на летящих за окном облаках.
Питербурхский день — как это часто бывает в столице, — проснувшийся серым и хмурым, неожиданно разветрился, просветлел, и сейчас над главным городом империи распахнулось пронзительной высоты небо с живыми, стремительно летящими облаками, которые только подчеркивали его неохватность и высоту.