– Она не должна была появляться на свет. И самое лучшее, что она могла сделать в своей жизни, это умереть!
– Я больше не желаю тебя знать. Не Элис, а ты, мать, самое гнусное существо, какое мне доводилось видеть, и то, что ты этого не понимаешь, служит ярким тому доказательством. Прочь с моих глаз.
– Что ты хочешь этим сказать? Джонатан, сыночек, я…
– Убирайся! – взревел он, и его крик пронесся по комнате, как раскат грома.
Джозефина задрожала, слегка покачнулась и подняла руку, чтобы сохранить равновесие. Затем она повернулась и осторожной походкой человека, идущего по краю обрыва, направилась к двери.
– Мы еще вернемся к этому разговору, – обронила она едва слышно, стоя на пороге, после чего закрыла за собой дверь.
Пташка долго не решалась ни пошевельнуться, ни заговорить. Она никогда еще не видела такой ярости. Девушка стояла как вкопанная в углу спальни, прислонившись спиной к стене, и слушала, как стучит кровь у нее в висках. Где-то вдали раздавались тихие звуки просыпающегося дома. Открывались и закрывались двери, раздавался стук железных совков по каминным решеткам. За окном кричали чайки, прилетевшие порыться в городском мусоре. Их стоны были пронзительными и печальными. Постепенно дыхание Джонатана стало более ровным, и он успокоился, хотя всем своим видом излучал такую печаль, что она казалась почти осязаемой. «Была бы здесь Элис, она положила бы твою голову на колени и стала бы гладить по волосам, нашептывая слова утешения, и твое сердце бы утешилось». Но Пташка не посмела этого сделать. Минут десять спустя Джонатан с усилием потер глаза кончиками пальцев.
– Пташка, – позвал он тихо.
– Да, сэр?
Она вдруг почувствовала, как робеет. Ей стало стыдно за все, что произошло между ними с тех пор, как Элис исчезла. Джонатан взглянул на нее покрасневшими глазами.
– У меня такое чувство, словно моя голова вот-вот взорвется, – пробормотал он.
– Вы ранены, сэр, – сказала она.
– Да. Я не об этом. Не сходишь ли ты… – Джонатан помедлил, и на мгновение могло показаться, что он робеет не меньше ее. – Как ты думаешь, Рейчел Уикс захочет прийти, если получит весточку, что мне это нужно?
– Уверена, что да, сэр, – ответила Пташка.
* * *
Поскольку на звонок в парадную дверь дома Аллейнов никто не ответил, Рейчел проникла внутрь через черный ход и, набравшись смелости, поднялась на третий этаж по лестнице, предназначенной для слуг. Она чувствовала себя незваной гостей, по-воровски нарушающей границы чужих владений, но у нее в кулаке была зажата написанная Пташкой записка, которая казалась ей талисманом, источающим надежду и придающим смелости. Когда Рейчел вышла через скрытую в деревянной обшивке стены дверь на лестничную площадку, она застыла на месте. Миссис Аллейн, неподвижная, как статуя, стояла спиной к Рейчел у окна в конце вестибюля и смотрела на черные стекла. Она явно слышала звук шагов позади себя, но не подавала виду, что те привлекли ее внимание, и удивленное восклицание замерло на губах Рейчел. Снаружи было еще довольно темно, и Джозефина едва ли видела что-то, кроме своего лица. Рейчел заметила в окне и собственное отражение. Оно показалось ей призрачным. «Мое второе я, – подумала она, – и ничего больше». Внезапно в сердце у нее что-то оборвалось. Мать Джонатана стояла неподвижно, как каменная. «Неужели он все-таки умер?»