– Идет, – Борис хлопнул его по плечу и пригласил Арлет отойти с ним на минутку.
Они вышли из зала ресторана и подошли к портье. Жак Барре приветственно поклонился. Борис попросил у него телефонный справочник Парижа, и через минуту напротив фамилии «Готье» он нашел домашний номер Жоффруа.
В это время Арлет закончила разговор по телефону, о котором Борис попросил ее, как только они покинули ресторан.
На его вопросительный взгляд она утвердительно кивнула своей очаровательной головкой и вернулась к компании за столом.
Борис набрал номер владельца фабрики.
Было около половины первого ночи. Жоффруа Готье укладывался спать. Ему было 52 года, его дела последнее время шли в гору, но прежде все складывалось более чем скромно. Он понимал, что такой взлет не будет долгим и могущественный конкурент, будь он проклят, «Swarovski», вновь вернет его фирму в положение, при котором можно будет лишь выживать.
Впрочем, Жоффруа был человеком не злым и проклятия в сторону конкурента произносил лишь мысленно и так, походя, не придавая этому зловещего смысла. За последние 2–3 года он заработал, как ему казалось, достаточно, чтобы не нуждаться в ближайшем будущем и сумел переехать в новую квартиру на набережной Сены в престижном шестом округе Парижа.
Последнее время он жил практически один, с женой у них не ладилось, и она переехала к матери в пригород. Материальное благополучие не сделало его жизнь интересней. Он не был приспособлен к времяпровождению в веселых компаниях, у него практически не было друзей, был только унаследованный от отца бизнес и деловые партнеры. Из служащих лишь заведующий складом готовой продукции был с ним близок. Пожилой человек, проработавший всю жизнь у отца и перешедший к нему в том же положении кладовщика и заодно советчика по жизни и делам.
Раз в неделю к нему приходила женщина-марокканка. Она плохо говорила по-французски, но он и не требовал от нее разговоров. Он ставил пластинку с фугой ре минор Баха, чтобы соседи не слышали ее громких стонов, впрочем, они заканчивались раньше, чем фуга. Они расставались на неделю, и затем все повторялось – со стонами и неизменным Бахом. Он помогал ей небольшими деньгами, изредка покупал подарки ей и ее дочке, вот и вся связь.
Спал он без одежды, сбрасывая пижаму на паркетный пол. Иногда принимал снотворное, если приходилось понервничать в офисе, но в этот вечер никаких волнений не было, и он уже улегся в постель, когда раздался телефонный звонок.
Так поздно беспокоить его было некому, и Жоффруа насторожился. Ему почему-то часто представлялось, что на его фабрике может случиться пожар, и вот тогда его может потревожить поздний звонок. Ему даже несколько раз снился подобный кошмар. Он подошел к телефону, мельком заметив в зеркале свое отражение. Взяв трубку, он инстинктивно, желая оттянуть возможное несчастье, еще раз глянул в зеркало – небольшой животик, а так еще вполне ничего – и вдруг рассмеялся: у меня фабрика горит, а я любуюсь! Чем я, черт побери, любуюсь, – и он прижал трубку к уху: