– Кто? – глухо спросил Горбовский. Ликин испуганный взгляд жёг ему спину между лопатками.
– Ты что, в Москве наш уговор забыл? – раздался из-за двери голос Озирского, который уже никто бы не смог подделать. Чистый, низкий, полусмешливый, полузлой – он был неповторим.
– Извини… Минутку! – Горбовский принялся, чертыхаясь, сбрасывать цепочки и отпирать замки.
Распахнув дверь, майор за рукав втащил Озирского в прихожую. Лика, поняв, что всполошилась зря, радостно улыбнулась.
– Привет! Чего ты ночью-то? До утра подождать не мог? Только тебя вспоминали. Вон, Лика сказала, Санька звонил… Говорил, что ты в крематорий поехал.
– Я оттуда уже шесть часов как отвалил. И с тех пор много чего произошло…
Андрей был в кожаной куртке, но не в джинсах, а в тёплых серых брюках. Горбовский у него таких никогда не видел, равно как и синего пушистого шарфа на шее.
– Извините, Леокадия, за позднее вторжение. Но у меня есть для Захара хорошие новости. Да, как слетал?
– Порядок! Надеюсь на избрание. Тогда уж заживём! – бодро сказал Горбовский, сгорая от любопытства, и на всякий случай постучал по деревянному.
– Твоими бы устами да мёд пить! Может быть, то, что я сейчас принёс, тебе тоже поможет…
– Мне, конечно, уйти? – обречённо вздохнула Лика, которой очень не хотелось возвращаться на кухню к опостылевшим кастрюлям.
Горбовский похлопал жену по плечу, извиняясь. Действительно, их переговоры не предназначались для Ликиных ушей.
– Ничего, солнышко, мы сами уйдём, хотя бы в спальню. Раздевайся, Андрей, и вперёд. Мы чудом ещё не легли. А так бы Лика приготовила что-нибудь…
– Я же по делу, Захар. – Озирский кинул куртку на вешалку. Не нагибаясь, сбросил сапоги, и в одних пёстрых носках пошёл по коридорчику в спальню. – Да и Лика устала, я вижу…
– Я посуду пока помою! – крикнула хозяйка из кухни.
Там тотчас же зашумела вода. Захар понимал, что Озирский пришёл не пустым, и, мало того, с победой. Но он растягивал удовольствия, дразня майора, как ребёнка, прежде чем вручить новогодний подарок.
– Ты чего мне не позвонил? – Андрей зевнул, хотел потянуться, но сморщился и склонился на бок. От Горбовского это не укрылось, но он предпочёл не ввязываться в объяснения.
– Решил завтра всё обсудить. Ты садись, – Захар указал на свою кровать, вплотную придвинутую к Ликиной. Потом зажёг ночник на тумбочке. – Докладывай, не тяни – поздно уже. Удалось что-то узнать по контрабанде? Или насчёт золота на Шафировском?
– Докладываю. Не что-то, а всё, товарищ майор!
Андрей был сейчас особенно красив – как всегда, когда добивался очередного успеха. Жажда славы и поклонения, столь противная у остальных. Озирскому лишь добавляла шарма. Она была единственной слабостью капитана и действовала на него, как наркотик.