— Потрудитесь для начала правильно титуловать камергера его светлости и коммерции советника. И так как я в данный момент старше вас не только по рангу, но и по чину, то ваш приказ вынужден игнорировать. Аппарат — моя собственность, построен на мои деньги и я буду делать с ним что хочу и как хочу. Тем более на первом прототипе мною уже совершены рулёжки по полю и подлеты. То есть взлет и посадка таким аппаратом под моим управлением произведены. Неоднократно, что характерно. Подняться выше двадцати метров помешало только то, что укороченный дирижаблевый винт совершенно не подходит к моему аппарату, в данный момент его заново обсчитали и вытачивают новый. Я повел Плотто в соседний ангар и показал ему биплан на четырехколесном шасси, очень похожий на британский 'Вуазен' времен первой мировой войны. Он был полностью готов, но стоял без винта. Он также сделан по толкающей схеме, а поднят на высокое шасси только потому, что винт от дирижабля был очень большой, больше чем нужно.
— Вот на этом я уже летал. Низенько, правда, но летал. Так что первый летчик империи — я, Кобчик. И это задокументировано. В том числе на фотографиях. Газетчиков только не звали из соображений секретности. Плотто молчал, сжав губы. А я продолжал.
— Хочу летать и буду летать. И никто мне в этом не указ. Так каков будет твой положительный ответ? — Делайте что хотите, ваше превосходительство, — сказал Плотто и, не прощаясь, повернулся и ушел по полю к дирижаблю пешком широким шагом, отмахивая здоровой рукой. Ушел и даже не обернулся. Мне показалось, что я потерял друга. Но маршировать у себя на голове никому больше не дам. Хватит. * * * На следующий день все офицеры-воздухоплаватели теснились у меня в ангаре. Ощупали все что можно. Спорили до хрипоты с моими инженерами-авиастроителями. Сравнивали плюсы и минусы воздухоплавания и авиации, представленной пока что двумя аэропланами из которых один калека, а второй вообще не готов. Показывал им фотографии подлетов над аэродромом. Журнал испытаний с подписями всех свидетелей. Только Плотто не пришел. Обиделся на меня. Мне об этом Шибз рассказал. Он притащил свой фотоаппарат и снимал меня на фоне первого прототипа, который для этого выкатили под солнышко. Он внешне больше смотрелся карикатурой на самолет, если не знать что он уже отрывался от земли.
— Иной раз мне кажется, Савва, — сокрушенно сказал Данко когда все убрались из ангара и мы, сидя на ящиках, вдвоем пили водку под керосиновой лампой, — что ты желаешь быть на каждой свадьбе невестой и на каждых похоронах покойником. Шарахает тебя из стороны в сторону. То ты оружейник. То ты боронемастер. То ты химик. То ты самолетостроитель. Я уже не говорю о том, что каждой этой области ты еще и фабрикант. Шибз был в партикулярном костюме, но я провокационно спросил, проигнорировав его вопрос.