Если я досиживал до ужина, он говорил:
— Женя, что у нас там на ужин?
А было всегда одно и то же — несколько картофелин, сваренных в мундире, каждому по крошечному кусочку хлеба и по стакану фруктового чая. Пищи было так мало, что, вероятно, даже Женя маленький вставал из-за стола голодный.
Я взял себе за правило на ужин не оставаться, но как-то Семен Петрович все-таки уговорил меня — по случаю какого-то семейного торжества. По этому поводу была куплена на базаре буханка хлеба и кусок рафинада. Буров почти насильно усадил меня за стол, положил на ломоть черного хлеба белоснежный кусочек рафинада, пододвинул все это ко мне и торжественно произнес:
— Бриллиант в золотой оправе.
За три дня до нового года Буров пришел ко мне на комбинат с большим мешком, чтобы набрать стружек. Мне показалось, он болен: лицо бледнее обыкновенного, губы почти синие.
— Что с вами? — спросил я.
— У нас Женя убежал…
— Куда?
— Известно куда — на фронт. Оставил записку, чтобы мы не беспокоились, что он вернется после победы.
«Вот молодец!» — чуть не вырвалось у меня, но я сдержался и спросил:
— А вы что?
— Что мы можем? Написали заявление в милицию, дали его фотографии. Милиция успокаивает — с начала войны только в Томск вернули несколько сот мальчишек.
Когда Буров ушел, Трагелев насмешливо спросил:
— Это еще что за экземпляр?
— Мой знакомый…
— Оно и видно, — пробурчал старик.
Под Новый год Аграфена Ивановна и Георгий Иванович ушли в гости. Тетя Маша согласилась за кого-то подежурить. Литу умчал куда-то Аверьяныч. Она заглянула ко мне, проговорила поспешно:
— Сегодня ради Нового года можешь поцеловать меня. Если, конечно, испытываешь такое желание…
Пока я раздумывал, испытываю или нет, она со смехом убежала, бросив на прощанье что-то вроде: «Тюфяк!» Но стоит ли обижаться на нее?
Дома я, Захар Захарыч и Настасья Львовна. Захар Захарыч, как всегда, у обогревателя. Настасья Львовна выползла из своего угла и примостилась с книжкой у большого стола.
Никогда еще так не было: некуда пойти, не с кем перемолвить слово. Напрасно я все-таки не пошел на Спортивную. Морячок звал. И я бы пошел, если бы там не было Зои Большой. А Бекас совсем отделился — где-то раздобыл бутылку денатурата и двинул на Черемошники. Там у него старые друзья.
— Настасья Львовна, что вы читаете?
Я прекрасно знаю, что она читает, но все-таки спрашиваю, чтобы услышать живой голос.
— Сказки, — отвечает она и поднимает по-детски голубенькие глаза.
— По-французски?
— Да.
— Не забыли без практики?
— Нисколько.
— А я вот учил в школе немецкий, а сейчас все забыл.