допетровским временам. Иной раз Сереге совершенно четко думалось — зачем это народ будили? С сонным как-то спокойнее.
Нет, телевизор — это не занятие. Надо было идти к Гальке.
…Мытья, конечно, не получилось — не затем она его звала. Получилась похабщина и пьянка, а потом опять ему пришлось месить тесто, уже в Галькиной кровати, и опять с перерывами почти до утра. Утром снова был выходной, и опять спали до полудня. Разбудила их какая-то Галькина родня, три мужика и две бабы, которые явились ее поздравлять с днем рождения. Оказалось, что день рождения у Гальки был в прошлом месяце, но гости пришли со своим. Серега выпил сто грамм и сбежал домой. Все вроде пришло в норму, и теперь можно было возвращаться к холсту.
…Как настала ночь — Панаев не помнил. Он не отходил от холста, не ел, не курил и не бегал в туалет. Все эти дела он сделал только после того, когда все вышло. Сначала навестил сортир, потом поел, а уж только под финиш закурил. Во всем теле и даже в мозгу была приятная усталость и какая-то удивительная безмятежность. У Гальки во дворе слышался мат, звон посуды, бабий визг, удары, топот ног, но Серега чувствовал, что все это далеко, где-то за орбитой Плутона, а то и вообще в иной Галактике.
Сидя на чурбачке, он пускал кольца дыма в звездное небо, изредка зажмуривая глаза и видя мысленно свое творение. Со стороны глянуть — рехнулся, потому что время от времени Серега покачивал головой и тихонько смеялся. Мимо его ушей прошло даже настырное пиликанье сирены милицейского «газика» и лилово-голубоватое мерцание мигалки. И даже усилившийся от этого шум не вывел его из забытья: ни истошные вопли какой-то женщины, ни рявканье милиционеров, ни крики ошалелых мужиков… Его остудила только мертвая тишина, которая настала после того, как укатил «газик». Догорела пятая подряд' папироса, и Серега, пошатываясь, пошел спать.
Понедельник, 16.10.1989 г.
Изокружок работал в клубе с пяти до семи вечера, завклубом на сегодня с утра был где-то на совещании, а потому торопиться на работу не стоило. Серега впервые за три дня побрился, почистил зубы от табачного нагара и алкогольного перегара. Прибрал весь бардак, оставшийся от выходных, перемыл посуду и даже подмел двор, чего вообще уже год не делал.
И тут к его воротам неожиданно подкатила изящная, явно содранная с какой-то иноземной марки автомашина — новенький «Москвич-2141». Из «Москвича» легко, как-то по-импортному элегантно, выбрался молодой бородач в голубых варенках и такой же блузе, поглядел на запыленный номер, прибитый к торцу одного из бревен, составлявших Серегин дом, и стукнул в калитку. Что-то было в этом молодце знакомое. Уже подходя к калитке, чтобы отодвинуть засов, Панаев вспомнил его — это был новый муж его бывшей жены. Он их когда-то знакомил, но вовсе не с такой перспективой. Чем же Серега обязан этому визиту?