— Мить! А мне дадут пистолет? Не сейчас, а потом, когда в партизаны примут?
— Если заслужишь, наверно, дадут.
— А как его заслужить? Чем? За то, что рыбу ловлю, за это не дадут!
— Не вечно же рыбу будем ловить!
— Значит, и другие задания будут?
— Конечно!..
Тихо спала Коровья пустошь. Медленно плыла по небу луна, и светлый прямоугольник окна на полу переместился к самой стене. Он искосился и вытянулся в полоску — вот-вот исчезнет. У Леньки тоже стали слипаться ресницы, а перед глазами все еще стоял вороненый пистолет с таинственной надписью на рукоятке — «Лосинь пойгалэ».
8
В августовскую ночь, под утро, кто-то требовательно и сильно постучал в дверь. Митя побежал открывать. Ленька слышал, как звякнула щеколда и знакомый мужской голос тревожно произнес:
— Шухт па́лаб!..
«Па́лаб» — значит «горит». Неужели Шухта горит?» Ленька вскочил с тулупа и выбежал за заборку. У порога, переминаясь с ноги на ногу, стоял растерянный Антип. Митя зажигал коптилку, рука с горящей спичкой дрожала.
Федор Савельевич, кряхтя, слезал с полатей.
Разговор между стариками велся на вепсском языке и был коротким. Митя не принимал в нем участия и лишь молча кивал головой, когда к нему обращались. Из всего услышанного Ленька понял: горит поселок Шухта и нужно бежать в сельсовет, должно быть, из райкома есть какие-нибудь распоряжения. Потом Митя что-то быстро сказал старикам, и они разом обернулись к Леньке.
— С Митюхой в сельсовет пойдешь? — спросил Федор Савельевич.
— А как же!
— Тогда бегите!..
Ночь была темна. Над головой чернело небо, покрытое сплошными тучами, а на северо-западе алыми сполохами колыхалось широкое зарево.
— У тебя ведь там мать? — вспомнил Ленька.
— Их эвакуировали. Еще две недели назад, — ответил Митя.
— Так что же, в Шухте — фашисты? — И у Леньки сильно забилось сердце.
— Не знаю. В сельсовете скажут. — И Митя ринулся по проселочной дороге в темноту.
Ленька побежал за ним.
Три километра они промчались одним духом. В сельсовете уже толпились старики и несколько женщин. Пятилинейная лампа тускло освещала их встревоженные лица.
Пожилой, давно не бритый мужчина с желтыми, прокуренными зубами вышел из-за стола и шагнул навстречу ребятам.
— Пришли? Вот и хорошо, — сказал он по-русски и протянул Мите запечатанный конверт: — Вот. Савельичу отнесете. Тут все написано. А теперь бегите обратно.
Когда вышли на улицу, Ленька спросил:
— Эти люди — партизаны?
— Партизаны.
— А тот, небритый, который конверт дал?
— Председатель сельсовета. Павел Иванович Никифоров.
— Русский?
— Вепс.
Федор Савельевич долго читал мелко исписанный листок и еще дольше рассматривал схему на обратной его стороне. Потом сжег бумажку на огне коптилки и поднял глаза на ребят.