И к концу Мими начинала смеяться, ее тянуло к нему, и им удавалось обойти все преграды и сложности. Она молчала или смеялась, но он почти ничего не мог прочесть на ее лице — и все же предпочитал, чтобы она смеялась, тогда в ней по крайней мере было больше тепла и ласки.
— Сейчас приготовлю тебе чай, — сказала она, отвечая на его поцелуи. — Тогда нам будет не так жарко.
— Чтоб мою жажду утолить, нужно восемь пинт пива, но тогда уж я буду ни на что не годен! — Чай был естественным рубежом в их свиданиях, после него они приступали к любви, и ритуал этот совершенствовался в течение многих встреч. — Когда вернусь в Ноттингем, я, наверно, не смогу пить горячую бурду, которую готовит мама, — с молоком и сахаром. Мне теперь подавай чай холодный и слабый, в больших круглых чашках.
Ее тонкие руки соскользнули с его шеи.
— Ничего, ты скоро снова вспомнишь английские обычаи.
Теперь он так привык к ее медленной речи, что, когда она вдруг начинала говорить быстро, он не улавливал смысла, не слышал ни интонации, ни ударений и бесполезно было повторять. Его умение разбирать морзянку не помогло ему научиться понимать Мими, и, так как родным ее языком был китайский, ей удавалось многое скрывать под монотонностью английской речи.
— Я не собираюсь возвращаться в Англию, — сказал он.
Она как будто удивилась.
— Почему? Очень милая страна. Так пишут в «Стрейтс таймс».
— Может быть, только мне она не нравится.
— Но ты должен туда вернуться. — Она улыбнулась. — Ты обещал прислать мне книжки и еще кое-что.
Он совсем забыл об этом: книжки о технике любви и противозачаточные средства.
— Ты и так достаточно знаешь.
— И все же мне хотелось бы почитать про это, — сказала она обиженно. Получалось, будто он берет обратно свое слово.
— Ну хорошо, — сказал он. — И все-таки мне еще целый год тут быть. А может, я и дольше останусь.
Мошкара тревожила Мими: она развернула простыню и натянула ее на себя.
— В Малайе у тебя нет работы, так что придется тебе домой вернуться.
— Работу можно найти на каучуковой плантации. Малайский мне выучить нетрудно, если взяться за него по-настоящему.
— А какая она, Англия? — спросила Мими. — Расскажи.
— Я ничего не знаю про Англию. Но расскажу тебе про Ноттингем, когда ты расскажешь мне про джунгли. Если тебе мешает мошкара, опусти сетку.
— Да нет, ничего, они меня не трогают. А на плантации очень опасно.
Оба замолчали. Они слушали, как квакают лягушки, как стрекочут кузнечики, словно ткут в высокой траве бесконечную пряжу. Собаки лаяли где-то возле хижины, и из бухты на Муонге к ним донесся замирающий звук пароходной сирены — он слабел, продираясь сквозь густую тень деревьев и прячась от деревенских огней. Брайн усмехнулся.