— Нет, друг, это не мой. Я свой швырнул в Ламанш, когда мы двигались восвояси. — Он наступил на ремень ногой и продолжал скрести.
В двенадцать часов они побрели к костру греться. Все уверяли, что вот-вот польет дождь, некоторые уже принялись набивать мешки, собираясь уходить, но большинство осталось до конца дня. Брайн вытащил из кармана хлеб, а Эгер передал ему бутылку с холодным чаем, запить. Джек Бэрд разлегся у костра с листком газеты.
— Слушай, Эгер, тут есть кое-что для тебя, не прозевай случай, — сказал он, закуривая после завтрака сигарету «Жимолость». — Что, если тебе завербоваться, поехать воевать в Абиссинию?
Эгер привалился спиной к куче стружек.
— Вот если снимут с пособия и прогонят с этой чертовой помойки — ну тогда уж больше ничего не останется, как подставить шею.
— С пособия не снимут, — сказал Джек Бэрд. — Уж этого-то они не посмеют.
— А мне, приятель, наплевать, снимут или не снимут, — сказал Эгер. — Свалка все равно останется, как останется на веки вечные Англия. Уж в этом можешь не сомневаться.
От свалки до машиностроительного завода тянулась дорога, сейчас пустая. Грузовики раньше двух не вернутся. Брайн вытянул шею, чтобы лучше видеть здание на противоположном конце свалки, где телеги городской санитарной части выгружали содержимое помоек прямо в печи. Высокая труба посылала в небо густой дым, он тянулся вверх, как ствол старого дерева, лесного гиганта, листва которого приплюснулась к низко висящей туче и в ней растаяла. Красно-кирпичное здание стояло довольно далеко, издали казалось немного жутким. Впечатление это усугублялось его названием — «Санитарная часть», или «Санпасть», как прозвали его скребачи. От Санпасти к свалке были проложены рельсы, рабочие в толстых рукавицах работали там весь день, толкали вагонетки с еще горячей золой и сбрасывали ее в болото по обе стороны насыпи. Так вырастал еще один клин, ему предстояло впоследствии соединиться с тем клином, который образовался из мусора, наваленного грузовиками.
— И когда-нибудь здесь сделают аэродром, — фантазировал Брайн. — Чтобы бомбить старые дома, вот как наш бомбили, на Элбион-ярд.
— Чтобы немцев бомбить, ты хочешь сказать, — вставил один из скребачей.
— Фабрику построят, — возразил Эгер. — Или тюрьму. Не знаю, что им тогда больше потребуется.
На высоком бугре возле Санпасти Брайн увидел Берта. Он или не он? Да, он, еще далеко. Шагает, засунув руки в карманы, время от времени поддает ногой полусгоревшие жестянки, метя в легкую цель — лужу под откосом.
Чтобы встретиться с Бертом, надо было перейти через трясину, перепрыгивая с одного травянистого островка на другой, скользя по круглым жестянкам, скатившимся с откоса, — трава уходила из-под ног, сжимаясь будто губка. Широкими прыжками Брайн двигался к противоположному, покрытому золой краю трясины. Смотрел и дивился, как это в одном месте скопилось столько пестрой рухляди: тюфяки и кровати, почти затянутые болотом, велосипеды с колесами без шин и без спиц, торчавшие из черной маслянистой воды, точно восходящие солнца, старые полусгнившие ящики, проломленная птичья клетка, качавшаяся впереди, словно буек в море.