— А я не боюсь, что у меня родится ребенок, — сказала она. — Я уверена, что буду любить его и все будет хорошо.
— Ну, значит, все в порядке. Мы ведь сами на это шли.
Радость и страх наполняли его. Потрясение первых минут, когда будущее показалось ему непроглядным, как океан мрака, за последние полчаса перестало быть таким пугающим, и мало-помалу его наполнило чувство огромной радости. Шагая в обнимку, они пересекли шоссе и вышли на дальнюю опушку леса.
За день до того, как Брайну нужно было возвращаться в Глостершир, у них во дворе появился Берт, одетый с иголочки, в берете, в походной форме и с орденскими ленточками, полученными за последний бросок через Рейн. Полк его был расквартирован в Триесте, и он проехал через всю Европу, чуть не двое суток тащился в жестких вагонах, чтобы — как он в шутку сказал Хэролду Ситону — вволю наслушаться Рэдфорда, выпить и всласть пощупать какую-нибудь толстушку.
Им было по пути, и они вместе вышли из дому. Брайн шел к Полин в Эспли, а Берт хотел зайти к брату, жившему неподалеку, в Синдерхилле. Стояла сухая погода, жара, казалось, никогда не кончится — она держалась уже целую неделю, — и они шли, разговаривая о службе в армии. Брайну казарма не нравилась, но он не хотел объяснять Берту, почему, а Берт был, наоборот, в восторге, оттого что не нужно думать, где бы поесть и как достать лишний шиллинг.
— Я, может, еще на три года сверхсрочником завербуюсь, а мог бы на рождество домой вернуться, — сказал он. — Наверняка даже так и сделаю.
— А зачем? — спросил Брайн. — Работы сейчас много.
— Мне в армии служить больше нравится, чем работать. — сказал Берт.
За стеной, сложенной из плит песчаника, протянулось кладбище, на многих могилах клонились под ветром трава и цветы, отсвечивая снежно-белым, алым или коричневым на фоне мрамора. Было воскресное утро; люди пришли сюда навестить родные могилы и хлопотали возле них с садовыми ножницами и лейками. Брайн сказал двоюродному брату:
— Я тоже хочу в некотором роде завербоваться, только на всю жизнь. Я женюсь.
Оба остановились. Берт схватил его за руку и посмотрел ему прямо в глаза.
— Не может быть.
— Да, женюсь. На Полин. А что, ведь мы давно с ней гуляем.
— Да брось ты.
— Что значит «брось»? — Он ждал от Берта каких-то других, горячих слов, а так непонятно даже, что он хотел сказать, считает ли его дураком или разумным человеком, сумасбродом или просто шалопаем, способным жениться только потому, что ему хочется новенького, а может, думает и то и другое. Но он недооценивал Берта, тот хитро взглянул на него и, прищурив один глаз, спросил: