С самого начала Брайн был так уверен, что его ждет потрясающее зрелище, — он даже не счел нужным расспрашивать. Воображаемая им огромная открытая сцена, уходящая бесконечно далеко в глубину, сжалась до обыкновенных подмостков, на одном конце которых под светом нескольких электрических лампочек поет женщина, а на другом старается распотешить публику клоун. В сердцах Брайн прикусил себе губу: и ради этого его столько скребли и мыли!
Том уже купил билеты — полчаса назад, сказал он, — и успел заглянуть в бар «Под персиковым деревом» перехватить рюмочку: не мокнуть же под дождем.
Время в мюзик-холле проходило быстро. Брайн то и дело глядел на часы за ложами на стене, почти не смеялся остротам клоунов — смешно было только, как они кувыркаются и падают на сцене. Больше всего ему понравился человек с морским львом, потому что лев лаял и хлопал ластами, если публика аплодировала. Единственное, что ему вовсе не нравилось, когда он сидел прикованный к своему плюшевому сиденью, — это сигарный дым, от которого мутило, пока наконец происходящее на сцене не захватило его целиком. Он отупел от вихря цветных огней, четкие, ритмичные звуки заполонили слух. Он смотрел не мигая, когда на сцене принялись танцевать женщины, одетые в нечто вроде купальных костюмов, и совсем вытаращил глаза, увидев, что из-за кулис вышла еще одна, на которой, казалось, уже и вовсе ничего нет.
В антракте Том и Лидия курили сигареты — дома Лидия курить не смела. Она открыла пачку и аккуратно, с нескрываемым удовольствием отогнула серебряную бумажку, а картинку-вкладыш передала Брайну. Когда по проходу пошла девушка с мороженым, Лидия сказала, ища кошелек:
— Поди-ка, Брайн, купи, пожалуйста, три стаканчика.
Том сунул ему в руку шиллинг, и Брайн стал пробираться среди ног, твердых, точно стволы деревьев, локтями расчищая себе дорогу в забитом публикой проходе. Народу было много, все болтали, а он стоял в очереди, дожидаясь, когда ему дадут деревянные ложечки и мороженое в леденящих пальцы картонных стаканчиках — новинку для него, потому что он никогда еще не держал их в руках целыми и невредимыми, всегда видел только под ногами на улице — раздавленные, выпачканные в грязи. Он принялся читать надписи на каждом стаканчике, но тут в зале погасли огни, антракт кончился.
Занавес поднялся, и из оркестра вырвался, словно подстегнутый хлыстом, поток восточной музыки. Брайн двигался по проходу в конец зала, в каждом темнеющем ряду ища Лидию и Тома, а сам поглядывал на сцену, боясь что-нибудь пропустить. Из-за кулис появилась темнолицая дама в развевающихся одеждах — ее приветствовали арабески восточной музыки. Брайн уставился на причудливый богатый наряд и тюрбан; шелка и атлас плотно облегали фигуру дамы. Еще больше он был поражен внезапным завыванием темнолицей красавицы.