— Пятнадцать шиллингов. Я его загнал у Джеки Блоуера.
Он купил велосипед всего с год назад, вечно с ним возился, то менял лампочку в фонаре, то ставил новые тормоза, которые кто-то ему дал, то приделывал звонок — нашел где-то; часами чистил и смазывал. Ей бы и в голову не пришло, что Ситон может с ним расстаться.
— Захожу в одну лавку, там предлагают шесть шиллингов. Шесть шиллингов! «Послушай, — говорю, — приятель, ведь это не краденый, мой собственный!» И вышел. На прощание еще сказал им, куда они могут отправить свои деньги, понимаешь? Так прямо и выложил.
— Да уж представляю себе.
Ситон снял пальто и кепку, придвинул стул к столу. Заметив Брайна, снова встал.
— Эй, Брайн! Ну, как живешь, сынок? — Схватил его большими мускулистыми руками и подкинул к потолку.
— Пусти меня, пусти, пап! — кричал Брайн и радуясь и труся.
Ситон опустил его на пол, потерся щетинистым лицом о ребячью щеку.
— Ну-ка, Вера, завари чаю. Вон там сахар, молоко и мяса немного. Пошли-ка Брайна за хлебом.
Чайник вскипел. Ситон помешивал чай в своей кружке, и, когда Брайн отвернулся, приложил к его руке горячую ложку. От неожиданности Брайн вскрикнул во все горло и убежал подальше, чтобы отец не дотянулся. Брайн радовался, когда дома не ссорились, все были довольны и он мог любить отца, забыть о том, что собирался сделать, как только вырастет и станет большим и сильным.
Вера не раз замечала и в своих детях приступы злости и упрямства, внушавшие ей такое отвращение в муже. Как-то раз, когда Брайн вернулся с улицы домой, она сказала ему, чтобы он сходил за хлебом. Он уселся на стул с комиксом в руках.
— Обожди, мама, дай мне дочитать.
— Нет, сейчас иди, — сказала она, колотя вальком в цинковой лохани, где в мыльной воде мокло белье. — Иди-иди, отец скоро придет. — Он не ответил, только сердито, не отрываясь, смотрел на страницу, но Чан, человек-топор, как будто исчез с нее. Вера подлила в лохань свежей воды. — Пойдешь или нет? — повысила она голос.
— Пусть Маргарет идет. Или Фред.
— Их нет дома. Ты пойдешь.
Он мог оттянуть еще немного.
— Дай мне дочитать комикс.
— Не пойдешь, так я отцу пожалуюсь, как только он вернется, — сказала она, насухо вытирая стол, прежде чем расстелить скатерть.
— Жалуйся. Подумаешь!
Сказав это, он испугался, но его сковали путы упрямства и он твердо решил не двигаться с места.
Пришел Ситон, сел за стол перед тарелкой с тушеным мясом и спросил хлеба. Брайн уже жалел, что не сбегал в булочную, но так и не тронулся с места. Теперь слишком поздно, говорил он себе, хотя знал, что время еще есть, можно преспокойно спросить у матери четыре пенса и пойти за хлебом, отец и не узнает, что он снахальничал. Он остался сидеть на стуле.