Годы спустя, через семьдесят два дня (как раз за это время Рильтсе написал первую из трех своих неподражаемых «Половинок Пьера-Жиля») после двенадцатой годовщины совместной жизни, Римини и София расстались, побив все известные им рекорды продолжительности. Они проявили несомненную деликатность, оповестив окружающих о своем решении не сразу, а постепенно: новость распространялась от новых знакомых к старым друзьям, от одиночек к женатым официально или живущим вместе со своей половиной, от родителей Римини — сто лет разведенных и не видевших в таком событии ничего страшного — к родителям Софии, которые как раз недавно отметили серебряную свадьбу. Тем не менее, когда факт расставания был зафиксирован окончательно и бесповоротно, все знакомые восприняли это как разрыв времен, как землетрясение, как мировую катастрофу. Нет, это было решительно невозможно. Некоторые — те немногие, которые по-прежнему хвастались тем, что предсказывали конец этого счастья, — оплакали полученное известие печально и одновременно — с чувством внутреннего удовлетворения: так оплакивают разрушение какого-нибудь полуразвалившегося, но милого сердцу старого дома, в котором уже давно никто не живет, в который и заходить-то, наверное, было бы страшно, но который уже стал частью культурного наследия. Другие, потрясенные таким поворотом в жизни Римини и Софии, рассказывали об их разрыве как о каком-то чуде, словно эти двое были сиамскими близнецами, которых хирургам удалось разделить благодаря применению последних достижений медицины, вот только выживут ли эти части некогда единой сущности — оставалось большим вопросом. Сформировалась среди друзей Римини и Софии и третья группа — тех, кто почувствовал себя обманутым и лично оскорбленным. Эти знакомые просто возненавидели разводящихся и прекратили общение с ними на несколько месяцев, избегая не только личных встреч, но даже разговоров по телефону. Лишь со временем, когда страсти улеглись, отношения с этими друзьями вновь пришли в норму. «Да это же недопустимо… Это как если бы мы через день устраивали… ну даже не знаю… денежную реформу», — заявил кто-то на дружеских посиделках, главной темой которых было обсуждение случившегося — с применением таких терминов, как «чудо», «катастрофа», и сентенций типа «от судьбы не уйдешь». С учетом состояния аргентинской экономики в то время подобная аналогия отдавала изрядным цинизмом, но, судя по одобрительной реакции собеседников, ее сочли удачной — остроумной и точной.
Это были странные дни. Римини и Софию трясло как в лихорадке. Каждый вглядывался в прошлое, пытаясь понять, какой именно миг из этих двенадцати —