Она всё время вспоминала фразу, оброненную Молчановым в тот самый ужасный день, четырнадцатого сентября, когда они в лифте поднимались на свой этаж. «Когда эти козлы на прощание жали Маришке руку, я ещё не подозревал, что случится дальше. Но сейчас почти уверен – меня они в покое не оставят…» Жив ли Никитушка, это бы хоть узнать! Как одиноко без Молчановых, как горько… А их квартира стоит пустая – туда ещё никто не въехал.
Но Аллочка ни в коем случае не должна увидеть, даже ненароком, эту кассету. Надо спрятать футляр подальше, а то дети ведь мастера находить запретное в самых укромных местах. Потом, когда-нибудь, если останется жива, Алла узнает, почему отец, обезумев от страха, оборвал собственную жизнь…
В дверь позвонили, и Саша замерла на табуретке, втянула голову в плечи. Уже стемнело, стало совсем холодно – всё-таки середина октября. А который час, интересно? Саша поняла, что разучилась соизмерять время. От ужаса и бессильного гнева в мозгу разладился какой-то очень каждый механизм, о существовании которого она и не подозревала.
Саша с трудом, как старуха, поднялась, и в пояснице что-то хрустнуло. Посмотрела на свои красные колготки, на кружевные рукава – Боже, как глупо, пошло! Опрокинула пустую чашку, не глядя, поставила её обратно на блюдце и потащилась к двери.
Надо было захватить из спальни оренбургский платок, когда сегодня выходила на лоджию. А теперь поздно – простудилась; знобит, и всё сильнее болит голова. Надо бы Аллочке в Медведково позвонить, попросить, чтобы домой на такси ехала. После того, что довелось увидеть на плёнке, страшно отпускать девчонку одну, тем более вечером и на метро.
Тьфу, дура, чего я парюсь? Сама же просила Виктора заехать, чтобы обсудить положение. Весь день сидела, как на иголках, ждала его, а теперь совершенно об этом забыла…
Ещё немного, и станешь такой, как мама. Та после инсульта всё время забывала, что говорит по телефону не только с другим городом, на и с другим государством, из-за чего накручивала на счётчик астрономические суммы. Привыкла, что всё оплачивает Артём – а о том, что его больше нет, не знает.
Саша на поминках умоляла всех друзей-приятелей мужа и их жён даже ненароком нигде не проболтаться, и они до сих пор слово своё держали. Мать только начала более-менее нормально говорить и ходить, уже и гуляет подолгу, а тут снова всё пойдёт по новой. А денег нет, и можно мамулечку потерять запросто – вдобавок ко всем другим несчастьям…
Ариадна Константиновна Шульга совершенно не помнила, что уже много раз говорила дочери всё то же самое. И раз в неделю непременно спрашивала, как там Артём, радовалась, что у неё скоро будет внук, и пространно рассуждала о преимуществах того или иного вида терапии, применяющейся при реабилитации после инсульта. Саша с ужасом ждала, что мать попросит на это деньги, которых теперь нет, и под любым предлогом завершала разговор, передавая семейству привет от покойного Артёма. Мать, чувствуя, что её звонки дочери тягостны, начинала жаловаться и плакать, подключала брата Павла, невестку Аурику, прочих родственников и друзей, которые просили Сашу поберечь маму и быть с ней ласковее.