Ройне походил в школу несколько недель и сказал, что не хочет учиться — пойдет работать на завод. Тети уговаривали и ругали его, но он наотрез отказался ходить в школу. Другие большие ребята уже работали на заводе, он хотел, как все.
Он пошел в ученики слесаря и скоро стал работать. Тети говорили, что надо было тогда там, в Киукайси, отдать его в ученики к ювелиру, которого привела хозяйка лагеря Элла. Он подошел к Ройне, что-то сказал и протянул ему крутившиеся на цепочке карманные часы. Ройне взял часы, пошел к столику, который стоял у двери, вынул свой ножичек и начал работать. Он разобрал часы на колесики и винтики. Ювелир подошел, посмотрел на стол и пошел обратно говорить с тетями. Все следили за Ройне, свесившись с нар, думали, не соберет.
Я знала, что соберет. Он и раньше разбирал отцовские карманные часы и вообще я никогда не видела, чтобы Ройне чего-нибудь не мог.
А тети стояли с ювелиром в проходе между нарами и разговаривали. Подошел Ройне, протянул крутившиеся на цепочке часы ювелиру. Он приложил их к уху, заулыбался. Тетя Айно проговорила:
— На обучение мы бы отдали, а навсегда…
Ювелир сказал:
— Я подумаю, — и ушел.
На завод не попал никто из нашей деревни — все, кто поселился рядом с нами в бараках, были из каких-то далеких деревень, некоторые даже говорили иначе, чем мы, но никто не говорил так, как наша учительница в школе.
Нас в Финляндии стали называть ингерманландцами, а в России мы были просто финнами, но младшая тетя Айно объяснила, что все финны называются по месту их жительства, а место, где мы жили, вокруг Ленинграда было когда-то Ингерманландией.
До школы было больше двух километров ходьбы. Когда удавалось, мы с Арво пристраивались на запятки саней. За спинкой не дуло, под нами весело визжали полозья. К тому же можно было намного быстрей попасть в теплую школу.
Однажды нас на запятках увидела дочь управляющего завода Инга. Ее каждое утро везли в школу в санях. Она позвала нас к себе в сани, Инга сказала, что нам за это влетит. Никкиля не любит, чтобы ученики нашей школы мешали людям спокойно ездить. Я начала спорить и доказывать, что я им никак не мешаю, но ее слуга или кучер сказал:
— Барышня права, вы мешаете людям спокойно ездить, и лошадь больше устает.
Инга спокойно объяснила, что квартира учительницы на втором этаже и что она оттуда все видит. Но мы с Арво все равно продолжали пристраиваться на запятки, пока однажды утром после пения Никкиля строго спросила:
— Кто сегодня приехал на запятках саней?
Я подняла руку и встала.
— Я надеюсь, это не повторится. Садись.