Молчали.
— Ирен, мы должны забыть друг друга! — неожиданно сказал он.
Пролетел тревожный ветерок — вестник наступающей ночи.
Забыть? Но он за все лето даже не взглянул на нее!..
В соседнем селе есть девушка, Миклош обручен с ней. Правда, невеста его тяжело больна…
— Что я могу еще сказать? — закончил он свой рассказ и первый раз взглянул ей в глаза долгим внимательным взглядом.
Ирен не заметила, как ушел Миклош. Она не отрываясь смотрела на костер. Сердце сжималось и стучало то громко, то совсем замирало. Но где-то в душе проснулась радость: она ему не безразлична. А раз так, никакая боль не страшна!
С того вечера прошел год.
Зачем она приехала сюда? Зачем ждет не дождется встречи?
Ирен Гал, признайся самой себе: ты надеешься, ты хочешь, чтобы все началось сначала…
Прошло еще несколько дней, исполненных сомнений. Как ни странно, но она ни разу не встретила его.
Наступило воскресенье. Вечером в клубе — бал.
Праздник урожая. С потолка свисают нанизанные на тонкий шпагат ароматные гирлянды — трамини, мускат, оппорто. Светятся круглые и продолговатые крупные ягоды. Зеленые и красные. Они наполняют клуб пряным горным запахом.
Ирен села возле окна. Отсюда хорошо виден весь просторный зал.
И тотчас ее взгляд, как сталь к магниту, потянулся к двери. Миклош! Каким строгим кажется он в парадном темном костюме!
Он окинул взглядом зал, и Ирен показалось, что зал качнулся. Она быстро опустила глаза. Видел ли он ее? Миклоша окружили, Ирен потеряла его из виду.
В зале шумно. Из общего гула вырвется чей-нибудь голос, и тут же его покрывает смех. Смех долго колышется в воздухе, расходится кругами. Так расходятся волны от брошенного в воду камня.
Возле Ирен вспыхнул спор, полетели шутки. Она услышала голос Карчи:
— Конечно, я собирался осесть в городе, — он говорил медленно, словно пережевывая каждое слово.
— Остался ради канатной дороги? — съязвил сосед.
— Так точно. И еще я очень люблю новорожденных утят. Но не это главное. Пока я служил в армии, здесь у вас выросла целая машинная станция. Вот я и сказал себе: куда, дурак?
Ирен слушала обрывки речей. Справа говорили о какой-то Мальвинке.
— Как он юлил вокруг нее! Воображаю, какую мину скорчил, когда в один прекрасный день она его бросила! На ферму перешла.
— Но ведь там же гораздо труднее! — раздался удивленный голос.
Ирен насторожилась: кто это юлил вокруг Мальвинки?
Но спор оборвался, все умолкли.
Наступил самый торжественный момент праздника. Парни обрывали гроздья винограда, а колхозные сторожа, исполняющие здесь, на вечере, обязанности распорядителей, отмечали, кому какая досталась гроздь. За «кражу» полагалось «наказание».