Первые дни она была так счастлива! Все казалось новым, веселым. Даже игрушечный паяц ласково улыбался со шкафа.
И вдруг… Она хорошо запомнила этот вечер. Гайнал поджидала мужа, он должен был возвратиться с работы. В доме тихо, прохладно и полутемно от приспущенных штор, все как обычно. Откуда же эта тревога, неожиданно закравшаяся в сердце? Гайнал вздрогнула и оглянулась: не подслушал ли кто ее мысли? Нет, вокруг только безмолвные стены да тяжелая, мрачная мебель. Мысль появилась и исчезла. И утром, на другой день, все шло как всегда. Она поливала цветы, подвязывала помидоры. Но в тот день работа доставляла ей особенное наслаждение, она словно заслоняла от нее что-то неясное, недоброе, о чем не хотелось думать. Гайнал оглядела сад: вокруг столько цветов, а в доме все вазы пустые. Она срезала несколько роз. Но едва вошла в столовую, как услышала в соседней комнате громкие голоса, шарканье ног, где-то сердито хлопнула дверь.
— Да как она смеет! — донеслось до нее.
Гайнал слушала затаив дыхание.
— Что она принесла в дом?! Вот придет Тибор…
Господи, кажется, это о ней! В чем она провинилась?
Гайнал была напугана, растеряна. Она заперлась в своей комнате и не выходила до обеда. Вечером Тибор сказал ей:
— Понимаешь, Гайнал, завтра первое сентября. В этот день за цветы хорошо платят, их прямо из рук рвут. Вот Мария и рассердилась. Не надо было срезать розы.
Понял ли тогда Тибор, что творилось в ее душе? Паяц на шкафу улыбался грустно и сочувственно. «Тибор, дорогой, ну скажи, что ты пошутил…» — мысленно умоляла она мужа. Но Тибор молчал и только жаловался, что ему не дают покоя боли в желудке. Гайнал бегала в аптеку, меняла грелки. Впрочем, ночь он проспал спокойно, а утром, словно ничего не произошло, сказал ей несколько безразличных слов и ушел на работу.
…Крупные капли пота падают со лба на полированную поверхность шкафа. Капля пота, капля терпентина. Тряпка размазывает их, а дерево послушно впитывает — и то и другое. Как ломит спину! Бартошнэ распрямляется, смотрит, как в соседнем цехе лущильная машина без конца разматывает кругляк. Тянутся длинные фанерные полосы.
…Снова лениво потекли дни, тихие и спокойные. Тибор помирил их с Марией, и казалось, все шло прекрасно. Гайнал твердо решила: надо приспособиться к укладу этого неприветливого дома. Приспособиться? Разве так должна рассуждать хозяйка, жена? Но она гнала прочь эту мысль. С утра Гайнал ходила за покупками. Иногда обходила полгорода, чтобы найти для Тибора кусок парной телятины. Он все чаще жаловался на недомогание, и врачи назначили ему строгую диету. А по вечерам Гайнал шила приданое: скоро у нее будет ребенок. Иногда спускалась в сад, ухаживала за цветами — они-то ни в чем не виноваты. С нетерпением поджидала Тибора: может, он расскажет, что творится в том мире, который захлопнула тяжелая узорчатая калитка. Но Тибор с каждым днем становился все сдержаннее и молчаливее. Он очень изменился, располнел. Гайнал иногда казалось, что муж стал ниже ростом. Только темные усики остались те же.