Ни Илку, ни Валерия не смогли бы сказать, как получилось, что они оказались рядом. Теперь они обменялись взглядами, как старые знакомые. Несколько минут они оба молчали, потом заговорила Валерия:
— Какой сегодня день? Кажется, пятница. Все перепуталось… А это случилось в понедельник. Да, в понедельник. Был солнечный день. Из окна больницы видно было, как голуби учили своих птенцов летать…
— О чем это вы? Какая больница? — встревоженно спросил Илку.
— Разве я не говорила вам? А мне казалось… Да что это я плету пятое через десятое? Да, значит, о больнице. Меня ведь привезли сюда из санатория для туберкулезных.
Илку видел перед собой только ее глаза. Они немного оживились, но где-то в глубине все еще цеплялась тоска.
— Кругом цветы, цветы… — продолжала Валерия. — Особенно хороши георгины. Тогда мне каждый день напоминал воскресенье, будней как будто и не было. Главный врач сказал: «Ну вот, Валерия, ваши глаза-светлячки не будут уже нам сиять. В понедельник мы вас выписываем, поедете домой». Как он радовался, врач. Потом начал, загибая пальцы, давать советы: что можно есть, от чего воздерживаться… А вот этой поездки не учел… Когда в больницу пришли эсэсовцы, оказалось, что мои документы не в порядке. И меня забрали. Врач не мог произнести ни слова и только все смотрел и смотрел, провожая до ворот…
Девушка говорила быстро, скороговоркой.
— А как же вы заболели? — спросил Илку и сразу пожалел об этом.
— Боже мой, я и сама не знаю. Сырая квартира, спертый воздух на работе… Однажды осенью почувствовала, что больна. С тех пор болезнь не отставала от меня.
Парню хотелось отвлечь ее от мрачных мыслей, утешить, но он не находил слов.
Валерия заметила его замешательство и переменила разговор:
— Смотри, как сладко спит этот малыш! Будто ничего не случилось… А с каким аппетитом он жевал хлеб с повидлом! Настоял-таки на своем, чтобы и края были намазаны.
— Расскажи что-нибудь о себе!
— Зачем? Хватит и того, что мы знаем друг о друге.
Они даже не заметили, как перешли на «ты».
Наступило молчание. Кто-то застонал во сне.
— Я даже не знаю, которая по счету: восьмидесятая или восемьдесят первая, — снова заговорила девушка, коснувшись рукой плеча Фери. — И чего хочет от меня Сейплаки, тоже не знаю.
— Бежать бы! — прошептал Фери, хотя знал, что бежать отсюда невозможно.
— Бежать? — беззвучно, одними губами повторила девушка. — Я так боюсь этого Сейплаки! — призналась она. — Его вязкий, хитрый смех… Точно так же он смеялся однажды, когда мучил пойманную кошку… Ну ладно! Не стоит о нем думать. Но почему он не сосчитал меня, как всех? Теперь я даже как-то отдельно от этих людей! Ты, наверное, и не поймешь, каково это мне.