Долго молчал друг. А когда речь зашла о мельнице, заговорил. И не заметил, как сорвалось с губ самое главное…
А когда спохватился, пожалел о своей болтливости. Но слова обратно не вернешь.
У Цапа потемнело в глазах. Все стало невыносимым, противным — это жаркое июньское солнце, и зеленеющая трава, и наступавшая со всех сторон глубокая, покойная тишина.
Он даже не заметил, как остался один, друг его исчез куда-то. А он все сидел, словно кто-то бросил ему в голову камень. Он никак не мог прийти в себя от удара, все вертелось перед глазами. День превратился в ночь. Сколько времени просидел он так в оцепенении возле немецкого мертвого танка? Постепенно все начало оживать; он снова ощутил тепло июньского дня, мягкое дуновение ветра, где-то над ним жужжала пчела. Крикнул вдали паровоз.
Янош медленно побрел к станции. Почему чемодан стал вдруг таким тяжелым? В горле пересохло. А толпа продолжала шуметь и метаться из стороны в сторону, как пшеничная нива под летним ветром.
— Когда же наконец придет этот проклятый венский поезд?
— А куда тебе торопиться?
Почему так режут слух эти слова?
— Свежая вода! Холодная вода! Всего одна крона! — звенит мальчишеский голос. — Нет, за пенге не дам! — Теперь голос его звучит по-другому, по-взрослому.
— А пенге тебе уже не деньги? Ишь ты! Скоро спекулянтом станешь! Не стыдно наживаться на том, что испорчен водопровод?
— А разве я его взрывал? Чего вы на меня напали! — не унимался мальчишка.
— Жареная кукуруза! Кому жареной кукурузы?
«Нет, нет!» — тревожно, сквозь людской гомон, стучит в мозгу Яноша.
— Посадка на поезд Чоп — Батево — Берегово! — слышится издалека голос железнодорожника. «Скажи, Яни, ведь это неправда?» — звучат в ушах наполненные тревогой и сомнением слова друга.
Он не заметил, как очутился возле какой-то, чудом уцелевшей привокзальной пристройки. Чья-то находчивая рука превратила ее в захудалый кабачок. Здесь продавали вино. Янош сел за шаткий столик. Хозяину помогала жена.
Мгновенным взглядом оценила она протянутое Цапом мыло, напомнившее своим ароматом довоенные времена. Молча поставила перед ним бутылку вина и стакан.
Он пил торопливо, большими глотками, быстро осушив стакан до дна.
К нему за столик подсели двое. Они назвали себя, но Цап не обратил на них внимания. Он снова налил вина, но теперь уже пил спокойнее, медленнее.
Один из соседей по столику оказался директором банка, другой — его агентом. Он сразу же обратился к Цапу с вопросом:
— Вы тоже на венский поезд?
Ответа не последовало. Тогда агент наклонился к самому уху Яноша и, почти коснувшись губами его щеки, прошептал: