– Нет! – выкрикнула она, пятясь.
– Ты должна быть благодарна мне за то, что я сделал с ним. Разве ты не мечтала сама так с ним поступить?
– Нет, Хусик, не со своим же собственным отцом…
– Он бил мою мать! – прорычал он, всадив нож в столешницу. – Он заслужил смерть! Он бы и тебя убил!
– Нет…
– Не отходи от меня. – Он схватил ее за руку и прижал к себе. – Ты моя, Ануш! Поняла?
Возле входной двери находился лаз в погреб, Хусик потянул за железное кольцо крышки, и она распахнулась.
– Нет, Хусик! Нет, пожалуйста, только не туда!
– Залезай! Там у тебя будет время подумать.
– Хусик, нет!
Он схватил жену, подтащил к люку и сбросил вниз. В погребе хранился картофель, падать было невысоко, но девушка все же ударилась ребрами обо что-то и скатилась на грязный пол. В люке виднелось лицо мужа.
– Почитай вслух стихи, Ануш. Поможет скоротать время.
Крышка погреба захлопнулась, все погрузилось в кромешную тьму. Здесь было грязно, воняло подгнившей картошкой. Девушку охватила паника. Она вскарабкалась на кучу картофеля, пытаясь дотянуться до крышки люка, через щели в которой едва пробивался свет. Но картофелины катались под ногами, и она не могла взобраться, то и дело беспомощно скатывалась вниз.
– Хусик! – Голос ее прозвучал не громче шепота – она дышала с трудом.
Ануш опустилась на колени и пыталась вдохнуть как можно глубже, но воздух был спертым, сердце бешено колотилось в груди.
Она задохнется! Запертая под землей, слыша, как ее ребенок плачет наверху. Лале! Она предстала перед глазами Ануш. В задней стене погреба имелось вентиляционное отверстие, выходившее под крыльцо. Она легла на живот и поползла к отверстию, прижалась к нему лицом и вдохнула свежего воздуха.
– Хусик! – закричала она. – Выпусти меня! Пожалуйста!
Сверху донесся приглушенный смех. С трудом отдышавшись, Ашун опять полезла на гору картошки и карабкалась, пока голова не оказалась прямо под крышкой люка. Встав на цыпочки, насколько это было возможно, она, вытянув руки, уперлась ими в крышку. Ануш начала ее толкать, крышка чуть поддалась, и в щель стал просачиваться свет, ослепляя девушку.
– Не смей! – вскричал Хусик и прыгнул на крышку; по рукам Ануш от удара прошла дрожь.
– Хусик, – она всхлипнула, – Лале нуждается во мне!
Ануш увидела, как мелькнула тень, потом услышала, что Хусик тащит стул. Крышка просела под его тяжестью, когда он уселся на стул.
– Нет места лучше, чем дом, Ануш.
На лицо девушки посыпалась труха – Хусик пел и отстукивал ритм ногой. Она зажала уши руками.
– Как ты там, Ануш? – спросил он через время. – Ты что-то замолчала. Мне всегда нравилась эта твоя немногословность.