Все анатомированные части голубовато-желтое пламя быстро превратило в отдельные кучки безвредного пепла без цвета и без запаха, ничего существенного не оставив от богомерзкого двухголового гада.
— Освободите ее от цепей и найдите подходящее платье для раскаявшейся грешницы. Да будет Святейший трибунал справедлив и милостив к послушнице Консепсьон!
Второе указание отцам инквизиторам рыцарь-адепт Благодати Господней выразил предельно внятно, по существу, без экивоков и околичностей:
— Я вернусь к полудню, отец Фульхенсио. Уповаю, к тому времени вы управитесь с итоговым протоколом расследования сего нечестивого богомерзостного преступления.
— Не изволь гневаться и сомневаться, достославный брат Фелипе. Благословение Божие на тебе, брат Фелипе.
Ох горе мерзким искусителям и слугам Дьявола!..
— 3 -
Возвращение из диковинного потустороннего видения Филипп Ирнеев воспринял с облегчением. Мягкая постель, майское тепло, не метафизическая, а своя собственная плоть. Мышцы, суставы, кости, тело — вновь все нормативно. Нормальные ощущения, вплоть до осязания и кинестезии…
«В физических реалиях норма не есть аномалия. Пускай в дуалистическом средневековье бескомпромиссно сражаются между собой силы Бога и Дьявола. Зато при нашем натуральном и реальном плюрализме не в пример комфортнее и уютнее. Все-таки ближе и доброжелательнее к человеку его родное пространство-время».
Филипп глянул на часы. И в этот раз, по всей видимости, он отсутствовал не больше минуты. По крайней мере горячий чай на столе еще не остыл.
Он легко поднялся с кровати, безошибочно найдя ногами тапочки, поправил подушки, плед. Отхлебнул чаю. Подошел к зеркалу в стенном шкафу. В лице никакой бледности, припухлой сонливости, мути в глазах или сонной пьяной одури. Взгляд ясный и спокойный. В зеркальном отражении, где левое становится правым, обычная оптика и физика.
«Угол падения равен углу отражения».
Филипп знал за собой одну примечательную особенность. При возбуждении, волнении его голубые влажно бликующие глаза темнели, заполнялись густой бархатной синевой, начисто утрачивая блеск. Словно бы на лицо опускалось незримое забрало, делавшее его взор совершенно непроницаемым в бездонной, какой-то фиолетовой мерцающей глубине.
Сейчас же зрачки визави Филиппа Ирнеева в зеркале светло и открыто отражают оригинал, внимательно вглядывающийся в себя, глаза в глаза.
Никакого сумасшествия, сумасбродства, безумия, как правило, свойственных субъектам, претендующим на визионерские способности, в его взгляде не наблюдается. Отнюдь, в глазах присутствует некая ирония.