Это произошло примерно в то же время года, что и сейчас, в 1881 году, и снег тогда тоже еще не лег. Я неверно сказал: “случай” — там было целых четыре случая. Они построили для больных отдельные хижины, однако на следующей неделе слегли еще четверо, а через неделю еще восемь человек. Одни люди уезжали из города, другие умирали, и к зиме они уже потеряли пятнадцать тысяч жителей — это было перед Рождеством. Конечно, в глубоком снегу они уже не могли строить новых хижин, поэтому пришлось разделить город напополам. Одна половина была для больных, другая — для здоровых, а между ними — что-то вроде ничейной полосы.
К февралю часть города, предназначавшаяся для заболевших, занимала уже две трети территории. Начались самоубийства, люди пытались уйти из города и замерзали по дороге. И когда в конце концов началось таяние снегов, от первоначальных четырех тысяч жителей оставалось лишь триста пятьдесят человек, да и те тут же дали деру. Слухи о кошмарной трагедии распространилась по всей округе. Никто больше не отваживался отправляться сюда за золотом: все помнили только об оспе. Здесь в долине влажновато, поэтому-то город не превратился в труху и не рассыпался, а также не сгорел от пожаров. Снежные лавины ему тоже не грозили, так что он остался почти таким, каким был прежде. Те превосходные луга скрывают столько могил, что трудно сосчитать. Вся эта история содержится в городском архиве. Если будет возможность, прочитайте эти документы.
Старик допил вино и снова наполнил свой стакан, заметив Борну:
— А что ты не пьешь?
— Какая часть города была отведена для больных оспой? — задал вопрос Борн.
— Эта, конечно. Вот потому-то я и живу на противоположном краю и не очень люблю приходить сюда. Нет-нет, здесь все в порядке, просто у меня возникают всякие ассоциации: этот отель, видимо, был превращен в больницу. Можете представить, как они все лежали здесь на полу, в горячке, покрытые волдырями, и стонали, а на улице стоял мороз, и они умирали. — Он покачал головой и снова выпил. — Представляю, какое это было зрелище.
Внезапно взгляд старика затуманился; он замолчал, потом привстал; толкнув стул, вытер губы и пробормотал:
— Ну ладно.
Направляясь к стойке бара, он произнес:
— Думаю, нам стоит посмотреть, готово ли лекарство для твоей малышки. — Наклонившись над горшком, он потянул воздух носом. — Полагаю, уже остыло. Давай попробуем.
— Вы так и не сказали мне, из чего оно состоит.
— Немножко того, немножко другого… Я бы не хотел называть, а то ты еще не позволишь ей пить это лекарство.
— Тогда сначала выпейте вы.