— Но…
— Что «но»?
— Я затрудняюсь, ваше превосходительство, идти к солдатам…
— Это еще что? Боитесь появиться в ротах?
Полковник закусил губу:
— Ваше превосходительство, при теперешнем положении можно ожидать всего.
Он встал, подошел к окну и нервно забарабанил пальмами по стеклу. Во дворе бродили группами казаки атаманского конвоя. Полковник резко повернулся. Его холеное лицо приняло обычное, чуть надменное выражение.
— Впрочем, я сделаю это, побываю в частях, а с офицерами совещание проводил вчера. — Помолчав, он решительно добавил: — Офицеры готовы выступить на подавление могущих возникнуть беспорядков.
— Все офицеры?
Полковник удивленно посмотрел на атамана:
— Конечно, все. То есть те, кого я звал на совещание.
Атаман встал и, дружески протягивая ему руку, уверенно проговорил:
— Благодарю вас, полковник. Вполне полагаюсь на вас. Свои же казачьи согни я, по возможности, изолировал от внешней среды. Надо быть готовыми ко всему…
Маленький кирпичный домик не мог заслонить собой большого старого сада.
По узкому мокрому тротуару к домику шел человек в черной кубанке, в серой солдатской шинели без погон. На плече он нес узел, завернутый в черную бурку и стянутый ремнем. Взбежав на деревянное крылечко, человек несколько раз нетерпеливо дернул ручку звонка. За дверью послышались шаркающие шаги, и, когда она отворилась, в полумраке показалась старушка, кутающаяся в темный полосатый плед.
Она удивленно посмотрела на солдата, и вдруг все ее лицо сморщилось, а из глаз хлынули слезы.
— Мама!
— Володечка! Родной ты мой… — Неловко обхватив непослушными руками наклонившуюся голову сына, она с рыданиями забилась у него в руках…
Они прошли в кабинет отца.
С портрета на Владимира Кравченко смотрят еще мололодые, слегка грустные глаза человека с высоким спокойным лбом.
— А как он перед смертью хотел тебя, Володечка, видеть!
Бережно обняв мать, Кравченко усадил ее на старенький диванчик и сел рядом.
Когда он почувствовал себя плохо, телеграмму тебе, Володечка, послать велел… — со скорбью в голосе продолжала мать. — Перед смертью в себя пришел… Заплакал… Говорить уже не мог… Все на стенке пальцем твое имя писал да на дверь глазами показывал. Дескать, «посмотри, может, приехал»…
Мать вновь заплакала, судорожно прижимая конец старенького полосатого пледа к лицу…
Кравченко допоздна сидел в кабинете отца, перебирая его бумаги.
…Утром он решил проведать своего друга — есаула Богданова.
Надев поверх черкески бурку, Владимир вышел на улицу. Ночью выпал снег и сверкал в лучах утреннего солнца голубоватым блеском. На крыльце атаманского дворца Кравченко загородили дорогу два казака, но, признав в нем офицера, вытянулись и пропустили его вперед. Скинув в вестибюле бурку, он подошел к огромному зеркалу. Оттуда на него глянул молодой, стройный офицер со смуглым гладко выбритым лицом и улыбающимися синими глазами.