Толпа увлекла Дергача за собой. Так и дошел он с ней до атаманского дворца. Раздалась команда, и оркестр смолк. Батальоны спокойно разворачивались перед дворцом.
Во дворе перед полусотней конвоя растерянно метался на коне вахмистр. Казаки хмуро и испуганно косились на улицу.
Под натиском толпы широкие ворота соскочили с петель, и двор сразу наполнился громким криком и гневными возгласами.
От серых шеренг отделились десятка два солдат и вместе с человеком, шедшим впереди полка, направились к дворцу.
Отобрав у испуганных часовых винтовки, они вошли во дворец и поднялись по лестнице на второй этаж, где был приемный зал.
Командир, толкнув дверь, шагнул вперед. Солдаты гурьбой ввалились следом за ним. В комнате возле письменного стола оторопело стоял атаман. Около него застыли перепуганные офицеры.
Атаман угрюмо уставился на вошедших:
— Что вам угодно, господа?
Молодой безусый солдат тихо толкнул бородатого соседа.
— Из серой скотины–то сразу в господа произвел! — весело подмигнул он.
Пожилой солдат, не отвечая ему, с винтовкой в руке подошел вплотную к атаману:
— Нам угодно вас арестовать!..
Стоявший около самого дворца Дергач увидел на крыльце растерянно озирающегося атамана и двух офицеров, окруженных солдатами. К своему удивлению, в одном из офицеров он узнал Кравченко и радостно рванулся вперед, но был оттиснут толпой в сторону. Случайно он поднял голову. На серые шеренги солдат смотрели из темных глазниц чердака тупые рыла пулеметов.
Дергач понимал, что казаки атаманского конвоя замышляют обстрелять солдат. Он мгновение стоял, не зная, что делать, потом, работая здоровой рукой, изо всех сил стал пробираться к командиру. Тот сначала не мог понять, чего от него хочет раненый казак с узелком в руке, но, посмотрев по указанному Дергачом направлению, быстрым движением руки подозвал фельдфебеля. В следующую минуту рота солдат с винтовками наперевес уже бежала к дворцу.
Со двора донеслись чьи–то крики. Хлопнул одинокий выстрел. Это солдаты разоружали конвой атамана.
Главе VIII
В садах наливаются медовым соком оранжевые абрикосы, а ветви вишняка, словно крупными каплями крови, усеяны спелыми ягодами.
Сидя на опрокинутом бочонке, Григорий Петрович починял шлею.
Из конюшни донесся топот и пронзительный визг лошадей. Григорий Петрович, бросив шлею на землю, вскочил.
— Еще, чего доброго, других коней покалечит, чертяка скаженный, — сердито пробормотал он, скрываясь за дверью конюшни. И вскоре снова появился во дворе, ведя в поводу вороного рослого жеребца с короткой блестящей шерстью. Его вздрагивающие тонкие ноздри жадно хватали свежий утренний воздух.