В комнату вбежал начальник конвоя — высокий, бородатый вахмистр:
— Ваше превосходительство!.. К дворцу народ идет… с красными флагами. Что прикажете делать? Я полусотню на коней посадил.
Атаман безнадежно махнул рукой:
— Что ты со своей полусотней сделаешь?
Вахмистр обиженно заморгал глазами. Атаман, как человек, принявший какое–то решение, вдруг выпрямился и уверенно бросил:
— Есаул, соедините меня с казачьей казармой.
Богданов торопливо схватил трубку. Атаман снова повернулся к вахмистру:
— Пулеметчиков по местам! Во двор никого не пускать! Охрану парадного хода и ворот удвоить. До прихода к нам казачьих сотен не стрелять! Иди!.. Ну, Виктор Сергеевич, готово?
— Так точно, ваше превосходительство! Сейчас ответят.
Атаман быстро взял из рук адъютанта трубку:
— С вами говорит наказной атаман. Кто у телефона? Что? Какой еще, член совета?! — Атаман, покраснев от злости, крикнул: — Позвать к телефону дежурного офицера! Как арестован? Что? Все арестованы?..
Атаман растерянно опустился в кресло.
Дергач, выйдя за ворота госпиталя, долго жмурился от яркого солнечного света. Левая рука его была подвязана на черном платке. На тротуаре лежала грязь, смешанная с талым снегом. Бойкие ручьи весело бежали по улицам, а воробьи на крыше дружным озорным чириканьем приветствовали наступающую весну.
Было еще рано, и Дергач, направляясь на вокзал, надеялся попасть в Каневскую до наступления ночи.
Пересекая базарную площадь, он остановился: с прилегающих к базару улиц ветер донес до него обрывки песни. Сотни голосов восторженно сливались в волнующем сердце напеве… Дергач еще в госпитале слышал о том, что где–то, в далеком Петрограде, вспыхнула революция и что царя уже нет, но никто пока ничего толком не знал…
Голоса приближались. Уже можно было уловить отдельные слова:
Смело, товарищи, в ногу!
… грудью проложим себе!..
Покрывая голоса, победно грянул оркестр. Из медных труб лились ликующие звуки музыки. Ровными прямоугольниками на площадь вышли солдаты. Впереди полка, с маузером через плечо, шел среднего роста солдат с большой русой бородой. За ним шагало двое: один — еще совсем молодой прапорщик, другой — пожилой фельдфебель. У всех троих на груди были приколоты красные ленточки.
Позади них шел оркестр, а за оркестром — два молодых солдата несли на древках огромное красное полотнище с крупной надписью:
ДОЛОЙ МОНАРХИЮ!
ДОЛОЙ ВОЙНУ!
— Вот это здорово! — прошептал Дергач, пробежав глазами надпись. — Выходит, что и на фронт можно не вертаться, ежели свобода!
За батальонами вольным, широким потоком двигались толпы народа. Ярко рдели на солнце красные полотнища.