Всхрапывая, жеребец вскинулся на дыбы, затем, злобно мотнув головой, вырвался из рук испуганного Григория Петровича и понесся по огороду.
— Ишь ты! — изумленно протянул старик, с сожалением глядя, как жеребец безжалостно вытаптывал грядки.
На пороге хаты, потягиваясь, появился Андрей. Увидев растерянную фигуру отца, он быстро сунул в рот пальцы. Раздался резкий разбойный свист. Жеребец уже собирался перемахнуть через забор на улицу, но, услышав свист, остановился. Маленькие уши его, прижатые назад, настороженно зашевелились. Он вскинул задними ногами и помчался к дому.
Казалось, что жеребец обязательно собьет с ног идущего к нему навстречу Андрея. Но, к удивлению Григория Петровича, доскакав до хозяина, конь ласково ткнулся в протянутую руку.
Взяв жеребца за гриву, Андрей подвел его к отцу:
Младший урядник Семенной! Два наряда за то, что
упустил лошадь! — И, глядя в растерянное лицо отца, крикнул:
— Как стоишь! Смир–р–рр–но–о–о!
Григорий Петрович, оторопев, вытянулся, а правая рука его сама невольно поднялась кверху, сгибаясь в локте.
Андрей, не выдержав, расхохотался:
— Ну и здорово же вас, батя, муштровали, если досе помните.
Григорий Петрович обиженно пробормотал:
— Когда б тебе десятка два раз морду в кровь били, так и ты добре… запомнил бы. А за коня от матери обоим попадет — вон, гляди, как он, собачья душа, помидоры повытолок.
И, сердито глядя на жеребца, Григорий Петрович потянул его за недоуздок. Жеребец, почувствовав себя снова в чужих руках, злобно оскалил зубы, взвился на дыбы, махая над головой Григория Петровича ногами, словно выточенными из черного мрамора. Старик испуганно отскочил в сторону:
— Хай ему бис! Привязывай его сам! Еще, чего доброго, на старости лет кости переломает.
— Стоять!
Голос Андрея лязгнул металлом. Жеребец присмирел. Косясь на хозяина огненным глазом, он тихонько греб землю копытом. Привязав его к дрогам, Андрей принес из конюшни щетку, засучил рукава сорочки и подошел к жеребцу.
Григорий Петрович присел на бочонок, с удовольствием поглядывая, как быстро мелькала щетка в ловких руках сына.
— Кто у нас, батя, атаманит?
— Коваленко выбрали, — нехотя проговорил старик, осматривая ушивальник.
— Это какого — хорунжего Коваленко?
— Его самого.
— А партии у вас есть?
— Это чего? — Григорий Петрович удивленно посмотрел на сына.
— Ну, митинги в станице бывают?
Старик насупился:
Не хожу я на митинги. Времени нету.
— Ну хоть раз–то были? — Андрей перестал махать щеткой и вопросительно поглядел на отца.
— Да раз был, как аптекарь речь держал.
— Ну и что ж?
— Да что… Всё — дезертиры, да фронт, да до победного конца… Слушал–слушал, а потом плюнул, да и пошел до дому. Еще какие–то большаки объявились. Люди кажут, что они Вильгельмовы шпиены.