В течение нескольких месяцев после смерти Шарлотты жизнь для маленькой Винтер показалась немного легче. Никто ее теперь не беспокоил, не придирался и не читал нотаций «для ее же собственного блага». Однако этот ее период затишья длился недолго, поскольку большая часть враждебности Шарлотты по отношению к Сабрине вызывалась материнской ревностью и теперь те же самые чувства начала проявлять Джулия.
Тот факт, что Эрл не проявлял никакого интереса к ее дочери, а только выказывал разочарование по поводу пола ребенка, ее не очень волновало, так как он был вначале огорчен «предательством» Сабрины, а позже был глубоко потрясен сообщением о ее смерти. Однако Джулия была уверена, что как только первая боль и горечь пройдут, он увидит, что ее любимая Сибелла обладает той же, если не большей, красотой, которую он так боготворил в своем сыне Джоне и своей внучке Сабрине.
Джулия сама боготворила своего единственного ребенка. Если бы у нее были еще и другие дети, вполне вероятно, что ее любовь оставалась бы в нормальных пределах материнской привязанности, однако роды Сибеллы оказались затяжными и трудными, Джулия медленно поправлялась и только потом узнала, что она больше не сможет иметь детей. Подобно своей свекрови Шарлотте, она была честолюбива, и для нее было тяжелым ударом узнать, что она уже никогда не сможет подарить своему мужу наследника и когда-нибудь графский титул и недвижимость перейдут к кому-нибудь из детей дяди ее мужа Эшби. Однако Эшби не проявлял интереса к женитьбе, и если он не преуспеет в этом, титул и часть наследуемой земли без права отчуждения от всей недвижимости покинут прямую линию наследования, хотя по-прежнему оставалась бы значительная часть наследуемого имущества, которая, как была убеждена Джулия, должна была отойти к Сибелле. Поэтому она огорчилась, когда между старым Эрлом и дочерью Сабрины возникли и установились прочные узы взаимной привязанности, она расценила это как предательство, в результате которого ее собственное прекрасное дитя не будет пользоваться преимуществом наследования в доме Уэйров из-за присутствия этого бледного, молчаливого, англо-испанского отродья.
Все, что задевало Сибеллу, задевало и Джулию, и все, что вызывало пренебрежение в Сибелле, находило отклик в ней самой. Она не могла простить дочери Сабрины то, что та отбирала себе заслуженное, якобы, ее дочерью по праву рождения, и ее чувство обиды начало проявляться в бесчисленных мелочах.
Сама девочка не понимала, чем вызывает у новой виконтессы такую нелюбовь к себе. Девочка просто осознавала это и старалась как можно реже попадаться на глаза тете, хотя это было трудно, так как она и Сибелла пользовались одной и той же классной комнатой, у них были одни и те же гувернантки, общие уроки музыки и танцев и еженедельные занятия с учителем рисования.