То, что они уже в спальне, он заметил, когда споткнулся о кровать и повалился на нее, не выпуская Сандру из объятий.
Они сплелись в безумный, извивающийся узел, ее ноги оплели его бедра, его руки жадно ласкали ее тело. Губы Сандры Филипп чувствовал везде - на груди, на плечах, на животе, снова на своих губах. Она вырывалась от него, забыв, что сама крепко прижимается к нему. Он мечтал только об одном: сорвать с нее одежду и овладеть наконец этим любимым и ненавистным телом. Забыть, не думать о ее мужчинах, не дать думать о них и ей самой, стереть всякое воспоминание о чужих ласках своими поцелуями, своей любовью! Он видел, что ее сопротивление уже сломлено, и, когда его нетерпеливые руки заскользили по ее бедрам, Сандра издала долгий и страстный стон. Их сердца бились с бешеной скоростью, их тела пожирало пламя страсти, и в этом огне они горели с радостью, и жаждали все новых опаляющих ласк.
Она выгнулась, скользя напряженными сосками по его груди, и сама подставила ему левую грудь.
- Поцелуй...
Он обхватил губами сосок, нежно провел языком по его поверхности... Она тихо постанывала от удовольствия, а ее руки уже скользили по его животу и бедрам, причиняя одновременно и наслаждение, и боль. Его плоть пылала, и они оба понимали, что ни один мужчина в мире не смог бы сейчас сдерживать себя.
Филипп заскользил губами по гладкой коже ее живота, вниз, вниз, к бедрам, затем нарочито медленно потянул тонкую ткань голубых трусиков... Когда она почувствовала, как его губы и язык коснулись ее плоти, она глухо застонала и сама освободилась от остатков одежды. Он чуть приподнялся над ней, шепча бессвязные, не имеющие сейчас смысла слова, скинул невесть как задержавшуюся на нем рубашку и вновь приник к телу Сандры.
- Я хочу тебя. Сейчас, немедленно!
- О, Филипп, да! Да! Да!
Она выгнулась, словно лук в руках умелого лучника, под его горячим телом, ее ноги обвились вокруг его талии, руки, скользнув по его напряженной спине, впились в его плечи, Филипп, застонав от невыносимого, убийственного блаженства, вошел в нее, растворился в жидком серебре, и оба они потеряли счет времени.
Ничего не было вокруг, и слова были не нужны, но он все-таки произносил их, то ли кричал, то ли шептал, а Сандра отвечала ему тихим эхом. Он с некоторым раскаянием подумал, что она должна хотеть более спокойной и нежной ласки, но в ту же секунду эти мысли исчезли, и осталось лишь восторженное изумление перед тем, как они превратились в единое существо, а еще пришла спокойная уверенность, что теперь ничто в мире не способно их разъединить.