- Я упала-а-а!
- Не плачь, мое солнышко. Мама сейчас поцелует, и все пройдет.
Она целовала чумазую ножку, а сердце пело и рвалось из груди, словно птица. Доченька моя! Мое дитя!
- В чем дело?!
Сандра совсем не огорчилась, когда малышка, соскользнув с ее колен, кинулась к Филиппу. Слишком счастлива она была в этот миг. Джолли с гордостью демонстрировала свою ранку.
- Мамочка поцеловала, и все прошло!
- Ого! - Филипп сразу все понял. - Ну да, мамочки, они всегда так: раз - и все!
- Я рассказала Дорогуше, что моя мама приехала. Она обрадовалась.
- Я видела, Джолли. Правильно, должна же она знать.
- А ты, дядя Филипп, ты можешь теперь быть моим папой?
Филипп, перевязывавший колено девочки носовым платком, улыбнулся.
- Это надо спросить у мамы. Сандра, можно я буду папой?
- Ты правда считаешь, что об этом нужно спрашивать? Ладно, так и быть, я согласна.
Вне себя от счастья, он заключил их в объятия, двух самых любимых женщин на земле.
- Возможно, это не лучшее время, а здесь не лучшее место, но цветы, вино и преклоненные колени я обеспечу тебе позже. А сейчас я просто и прямо спра-шиваю-тебя: Сандра, ты согласна выйти за меня замуж? Я люблю тебя всем сердцем и хочу всегда быть с тобой. Пожалуйста, скажи "да"!
- О, Филипп, можно подумать, я когда-нибудь могла сказать тебе "нет"! Конечно, я согласна!
Джолли, которую он держал на руках, оглушительно завопила ему в ухо:
- А мамы и папы целуют своих девочек?
- Еще как! Много-много раз. Сандра засмеялась.
- Если бы вы только знали, как я вас люблю!
Взбудораженная Джолли уснула поздно. Сандра с Филиппом сидели на террасе и слушали пение лягушек в пруду. Где-то далеко слышался лай собак, и над всем ночным миром, почти неощутимый, висел рокот далекого моря.
- Еще шампанского со льдом? - вкрадчиво предложил он.
- Да! И побольше...
Он улыбнулся и потянулся к ней.
Сандра чувствовала себя немного захмелевшей и абсолютно счастливой. Она поцеловала Филиппа и с радостью позволила увлечь себя в дом. Ее дом. Их дом.
Теперь все стало на свои места, и небо, сверкавшее мириадами звезд над их головами, больше не было чужим.
Вечное небо над вечным морем. Зной уползает в камни, прячется до завтра. Кипарисы почти неразличимы во тьме. Не видно и речки, но она все так же торопится, журчит, всхлипывает и умоляет, не успевает и убегает. Вода под мостом. Ночь. Море. Небо.
Остров засыпал, и пение ночных цикад благословляло старый каменный дом, под крышей которого спала маленькая девочка с золотистыми кудряшками, шепчущая во сне слово, понятное на "всех языках мира: "Мама".