— Вот и славно! — Невысокий господин, одетый в длиннополое пальто, быстро сноровисто его обыскал и скомандовал: — На выход!
Следом за Сокольниковым, не нарушив приказа, сдались его люди. Не прошло и десяти минут, как поезд тронулся, солдаты, построившись на деревянном перроне, ушли и маленькая станция опустела, погрузившись в тишину. Будто ничего здесь и не случилось.
Допрос начался сразу же, в маленькой тесной комнатке при вокзале, где имелись лишь два шатких стула и старый обшарпанный стол с выцветшими пятнами давно разлитых чернил. Неизвестный господин в длиннополом пальто по-хозяйски уселся за этот стол, предложил сесть Сокольникову и не строго, не официально, а скорее по-дружески предложил:
— Ну что, начнем?
— С кем имею честь? — спросил Сокольников.
— О, даже так! Разрешите представиться — действительный статский советник Макаров, Илья Петрович. Думаю, что этого пока вполне достаточно.
— Какое ведомство вы представляете?
— Министерство внутренних дел Российской империи. Я удовлетворил ваше любопытство? Вот и хорошо. Будем считать, что наше знакомство состоялось. Теперь первый вопрос — куда вы направлялись?
— Пока мне не объяснят, по какому поводу я арестован, и не предъявят официального обвинения, ни на какие ваши вопросы отвечать не буду.
— Предъявим, господин Сокольников, предъявим. И на вопросы заставим отвечать. Поэтому советую время зря не терять, отвечайте сейчас.
Сокольников демонстративно отвернулся, решив для себя, что больше ни одного слова не скажет, пусть его хоть на куски режут. Кто же все-таки отдавал приказ о его аресте? Какие люди и при каких чинах? Уж, конечно, не статский советник Илья Петрович Макаров…
— Я жду. Вопрос задан. Будем говорить или нет?
Сокольников не отвечал. Думал: «Теперь вся надежда только на Гиацинтова и Речицкого. Справятся?»
— Володя, а Володя, слушай меня. — Федор еще раз посмотрел на следы санных полозьев, сморщил нос, будто принюхивался, пытаясь уловить только ему ведомые запахи, и бесстрастно продолжил: — Шибко худо, Володя… Каждый по себе поехали. В ту сторону три саней, эту сторону — четыре.
— Значит, разделились, — Речицкий вылез из кошевки и тоже подошел, внимательно рассматривая развилку, которая лежала теперь перед ними.
Узкая лесная дорога, нырнув в низинку и выскочив на пригорок, резко раздваивалась, уходя в противоположные стороны.
— Почему они разделились? И куда ведут эти дороги? — спросил Гиацинтов.
— Да чего же тут мудреного! — подал голос Гриня. — Налево которая, та на увалы идет, а направо — на старые покосы. А разделились потому, что весь бор можно с двух сторон объехать и насквозь обшарить.