Он укоризненно, а может быть, даже и озлобленно, взглянул на губернатора и добавил:
-- Я бретонец и верю в бога... Я буду молиться. Накануне Дюга рассказывал мне, что губернатор -- антиклерикал в силу политической традиции, тем не менее покровительствовал миссионерам, оказывавшим ему большие услуги. Теперь на лице Буссара не выразилось ни намерения помешать пилоту, ни желания последовать его примеру. В эту минуту раздался треск: порыв ветра расщепил пальму, росшую слева. Наши минуты были сочтены. И вот тут-то Жизель без кровинки в лице в каком-то безотчетном порыве страсти бросилась к молодому подполковнику:
-- Раз мы обречены,--сказала она,--я хочу умереть в твоих объятиях.
И, повернувшись к мужу, добавила:
-- Простите меня, Эрик... Я старалась, как могла, уберечь вас от этого горя до тех пор, пока... Но теперь все кончено и для меня, и для вас... Я больше не в силах лгать.
Подполковник встал, дрожа как лист, и пытался отстранить от себя обезумевшую женщину.
-- Господин губернатор...--начал он.
Вой урагана помешал мне расслышать конец фразы. Сидя в двух шагах от Жизели и подполковника, губернатор как завороженный не сводил глаз с этой пары. Губы его тряслись, но я не мог понять, говорит ли он что-то или безуспешно пытается овладеть голосом. Он побледнел так сильно, что я испугался, как бы он не лишился чувств. Самолет, который теперь удерживало на земле только одно крыло, застрявшее в ветвях правой пальмы, трепыхался на ветру, точно полотнище знамени. Мне следовало бы думать о смертельной опасности, которая нависла над нами, об Изабелле, о близких, но все мои мысли были поглощены спектаклем, разыгрывавшимся на моих глазах.
(86)
Впереди -- коленопреклоненный пилот, повернувшись спиной к остальным участникам этой сцены, бормотал молитвы. Подполковник--сердце которого, как видно, разрывалось между любовью, повелевавшей ему заключить в объятья молящую женщину, и мучительной боязнью унизить начальника, которого он, несомненно, почитал. Что до меня, то, съежившись в кресле, чтобы предохранить себя от толчков, я старался сделаться совсем незаметным и как можно меньше стеснять трех участников этой драмы. Впрочем, я думаю, они просто забыли о моем присутствии.
Наконец губернатору удалось, цепляясь за кресла, приблизиться к жене. В этой страшной катастрофе, в которой разом гибли и жизнь его и счастье, он сохранял удивительное достоинство. Ни тени гнева не было в его прекрасных чертах, только в глазах стояли слезы. Очутившись рядом с женой, он оперся на меня и с надрывавшей душу нежностью произнес: