Она серьезно ответила:
– Все будет по-прежнему.
Следователь вышел за дверь. Песня села за стол, а Дайнека сказала:
– Татьяна Ивановна! У меня есть одна просьба.
Директриса с пониманием опустила глаза:
– Хотите уволиться.
– Нет. Можно мне привезти собаку?
– Что? – Песня удивленно вскинула голову.
– Разрешите привезти сюда собаку.
– Большая? – Татьяна Ивановна на глазах ожила.
Дайнека показала руками:
– Вот такая. Дворняжка.
– Тогда везите!
На даче у отца Дайнека не была года два. Не то чтобы не хотелось, когда-то она любила их старый дом. Просто после того, как там поселилась гражданская жена отца Настя и ее мать Серафима Петровна, желание ездить туда пропало.
Эти женщины завели в доме свои порядки и сделали так, что Вячеслав Алексеевич, Дайнекин отец, переехал туда насовсем, оставив дочь одну в городской квартире. В то время она училась в выпускном классе, но даже это не остановило его.
Справедливости ради надо заметить, что разлука для Вячеслава Алексеевича не обошлась без угрызений совести, но со временем он благополучно их пережил.
Не имея выбора, Дайнека смирилась со своей участью. Ее утешало лишь то, что у отца была хорошая организация питания и быта. Выражение «дом – полная чаша» как нельзя точно характеризовало хозяйство, которое тащила на себе Серафима Петровна. Она была образцовой хозяйкой, по-немецки трудолюбивой и аккуратной.
Дайнека не была частью их мира. Иногда, тоскуя о семейном укладе, она жалела об этом, но быстро приходила в себя и радовалась тому, что хотя бы отец живет в приличных условиях. О нем хорошо заботятся, и он не одинок. Чего нельзя было сказать о самой Дайнеке.
Воскресным утром она поехала на дачу к отцу забрать свою собаку – дворнягу Тишотку. Чтобы не трястись в автобусе, она позвонила Галуздину и попросила разрешить Квяту подбросить ее до места (как-никак, водитель находился под домашним арестом). Тот разрешил.
Теперь они с Квятом ехали по магистрали в плотном потоке дачников, решивших не упустить последние теплые дни.
– Вот и я говорю, – ни с того ни с сего начал Квят, – при чем здесь я, если в пансионате завелся маньяк? Меня-то почему держат под домашним арестом?
– Кто вам сказал? – ахнула Дайнека.
– Вы сами отпросили меня…
– Я не про арест. Об этом я знаю. С чего вы решили, что в пансионате маньяк?
– Об этом все говорят, – сообщил Квят. – И старики, и персонал.
В Дайнеке шевельнулось раскаяние. Прав был Галуздин. Нельзя было рассказывать директрисе про Зодиака, и уж тем более проводить параллели. Но что сделано, то сделано. Она махнула рукой. Во всяком случае, теперь старикам есть что обсудить. В пансионате так мало тем для разговоров.