Мы с Китом добрались до такого подхода после трёх, в процессе наших "сказок с продолжением", в которые мы играли обычно в троллейбусе, по дороге из детсада. Один рассказывает часть истории, потом продолжает другой, потом снова первый. Вначале мне казалось, что только я такой хитрый ‑ под видом сказки подбрасываю ребёнку задачки. Но оказалось, что задачки подбрасывает и он:
«Два дня подряд после садика играли в сочинение сказки с продолжением. В первый день все истории нашего сериала были простые. Главный герой (а это был жук‑палочник) заводил себе друзей, помогая им, а затем они как‑нибудь помогали ему. В общем, все сказки были про умение договариваться с окружающим миром ‑ и с деревьями, и с рыбами, и с вороной.
Но на второй день Кит стал вводить в историю "настоящих врагов": появились какие‑то Невидимые Скелеты. Причём он постоянно уточнял, что их никак нельзя поймать, увидеть и т.д. В общем, Зло Настоящее и Коллективное. Потому и герои стали объединяться в более серьёзную группу.
Очень напоминает развитие сериала Lost. Сначала идет синергетика на уровне "человек‑человек", герои решают личные конфликты. Потом идут конфликты микро‑групп. Затем конфликты крупных организаций. Интересно, дойдут ли они в пятом сезоне до войны с инопланетянами?» (октябрь 2008)
Возраст три‑пять ‑ это вообще период увлечения отрицательными персонажами и разрушительными действиями. Окружающий мир вдруг стал огромным, срочно нужны сценарии отношений с этим Неведомым. Здесь и рождается настоящая сказкотерапия: не как попытка взрослого вытащить из ребёнка проблемы, а как собственная творческая активность детей по решению задачи столкновения миров.
Даже страх перед определёнными персонажами ‑ уже творческое отношение. Потому что персонаж – определённый, зачастую даже выбранный самостоятельно: Неизвестность получает понятное воплощение. Кит в три года преувеличенно боялся филина из мультфильма, и Катя иногда использовала эту сказку, чтобы утихомирить его вечером ‑ мол, если будешь хулиганить, филин тебя унесёт. Мне такой метод совсем не нравился. Но через несколько лет я обнаружил, что дочка Ева в том же возрасте сама поддерживает подобную игру: после сказки о Золушке она стала с особым вниманием относиться к полночи ‑ ведь если до полуночи не лечь в кровать, можно превратиться в тыкву!
«Лёва начал рассказывать собственные истории:
‑ Я проснулся ночью. Там кто‑то ходил в темноте. Я открыл дверь. Там кто‑то стоял. Это был… зомбе!
Зато вторая история с тем же зачином кончилась иначе:
‑ Я проснулся ночью. Под кроватью кто‑то сидел. Я посмотрел под кровать. Это был бегемот. Я его погладил. Он меня тоже погладил». (октябрь 2013)